Статья: Второстепенные члены предложения, как грамматические категории

Р.И. Аванесов

В понимании второстепенных членов предложения представителями разных лингвистических школ нет единства. Больше того: не ясны еще те общие принципы, на основе которых они выделяются. Схематизируя историю вопроса, можно наметить две основные точки зрения. Согласно одной из них, так называемой логической, второстепенные члены предложения выделяются по значению. Поэтому сторонники этого взгляда в случаях типа сестрина книга и книга сестры видят определения сестрина и сестры , так как оба эти слова одинаково выражают принадлежность; в случаях типа живет в Москве и живет далеко они находят обстоятельство места в Москве и далеко , опять-таки потому, что оба эти слова одинаково обозначают место действия. Таким образом, для них не существенно, как, какой морфологической категорией выражен тот или иной член предложения, а важно, что он выражает, каково его значение.

Отталкиваясь от такого чисто смыслового подхода, многие ученые и методисты пытались поставить изучение второстепенных членов предложения на грамматические рельсы. Так возникла вторая точка зрения: формальная (которую было бы правильнее, как это будет видно из дальнейшего, называть морфологической). Согласно этой точке зрения, второстепенные члены предложения выделяются по их формально-морфологическим приметам, по тому, какой частью речи или формой выражен тот или иной член предложения. В соответствии с указанным положением представители этого взгляда в случаях типа сестрина книга видят определение в слове сестрина , так как это слово выражено прилагательным и согласовано со своим определяемым в роде, числе и падеже; в случаях типа книга сестры и живет в Москве они находят дополнения сестры и в Москве потому, что оба эти слова выражены косвенным падежом существительного (с предлогом или без него). <...>

С точки зрения современной грамматической науки только что изложенный формалистический подход ко второстепенным членам предложения мне представляется совершенно неприемлемым. Более правильным кажется подход логический, который, хотя и исходит из неправильных теоретических позиций, все же по-своему схватывает существо изучаемого явления, а не скользит по поверхности. Но тогда возникает вопрос: являются ли второстепенные члены предложения понятиями грамматическими? Не яляются ли они чисто смысловыми, логическими понятиями?

Цель настоящей статьи – привести возможные доводы в защиту того положения, что второстепенные члены предложения – категории грамматические, а в связи с этим наметить основные грамматические (синтаксические) признаки отдельных их видов. <...>

Поставленный вопрос прежде всего связан с выяснением соотношения между частями речи и членами предложения. Для современного русского языка нельзя говорить о параллелизме между ними, так как одна и та же морфологическая категория может служить для выражения разных членов предложения. Однако для определенной очень отдаленной стадии развития языка приходится считать такой параллелизм вполне реальным; части речи (или вообще морфологические категории) исторически выделились, грамматически выкристаллизовались, как специфические формы выражения различных членов предложения. Каждая часть речи выделилась благодаря тому, что она, так сказать, специализировалась для выражен ия того или иного члена предложения. Таким образом, части речи – это морфологизованные, застывшие члены предложения. На указанной стадии параллелизма морфологической категории и синтаксической функции грамматика синкретична: она не знает еще морфологии и синтаксиса, как противопоставленных друг другу отделов грамматики.

В процессе дальнейшего языкового развития этот параллелизм начинает постепенно нарушаться: для выражения определенных значений оказывается необходимым, чтобы та или иная морфологическая категория выступила в несвойственной для нее роли. Так появляются противоречия между морфологической категорией и синтаксической функцией. Возникает синтаксис в собственном смысле этого слова, который, таким образом, есть преодоление морфологии. С этого момента можно говорить о морфологии и синтаксисе, как о разных сторонах структуры языка.

Ошибка формалистов, закрепляющих отдельные виды второстепенных членов предложения за определенными морфологическими категориями, заключается прежде всего в неправильной морфологической точке зрения при разрешении синтаксических вопросов. Перед нами типичная механистическая попытка сведения более сложных (синтаксических) явлений к более простым (морфологическим), которая не может, конечно, дать положительных результатов. Синтаксис оказывается полностью растворенным в морфологии. <...>

Формалисты не понимают того простого факта, что понятие «грамматическое» шире понятия «морфологическое», что «не морфологическое» не есть обязательно «не грамматическое».

Синтаксическая функция слова определяется не только его морфологической категорией, как думают формалисты. Она обусловлена (в этом и заключается специфически синтаксическое) всеми связями данного слова с другими; контекстом как в пределах предложения, так и за пределами его; всеми значениями слова (грамматическими и вещественными) как данного слова, так и того слова, к которому оно относится.

Таким образом, вещественное значение слова тесно связано с его синтаксической функцией. Это видно из примеров:

Стрелял из ружья – стрелял из засады.

Сидел в шубе – сидел в вагоне.

Цветы стояли в вазе – цветы стояли в комнате.

Занимается с детьми – занимается с увлечением.

Отдыхал на скамейке – отдыхал на бульваре.

В каждой паре приведенных примеров имеются слова морфологически тождественные, но синтаксически различные. При этом различие синтаксической функции этих слов обусловлено различием их вещественного значения ( ружье – засада и т.д).

Синтаксическая функция слова может зависеть также от вещественного значения того слова, к которому относится данное слово. Сравни примеры:

Готовился к лету – к лету поеду в отпуск.

Любуюсь вечером – почитаю вечером.

Сплел из ветвей – выпорхнул из ветвей .

Наш поселок из маленького провинциального городка превратился в большой промышленный центр – он приехал из маленького провинциального городка.

В этих парах примеров встречается одно и то же слово в одинаковом падеже, которое, однако, выполняет различную синтаксическую функцию. Последняя определяется вещественным значением того слова, к которому относится данное слово (т.е. различие синтаксической функции к лету объясняется тем, что в первом случае оно относится к глаголу готовился , а во втором случае – к глаголу поеду; слово из ветвей имеет различную функцию в зависимости от того, относится ли оно к глаголу сплел или выпорхнул ; точно так же слово из городка имеет разную функцию в зависимости от того, относится ли оно к глаголу превратился или приехал ).

Таким образом, морфологическое тождество не есть тождество синтаксическое. Вместе с этим морфологическое различие не указывает обязательно на различие синтаксическое. Сравните примеры:

Написал чисто – написал без ошибок .

Написал грязно – написал с ошибками .

Преподает интересно – преподает с увлечением .

Пришел босиком – пришел без пальто .

Выехал верхом – выехал при оружии .

В этих парах примеров имеются второстепенные члены, выраженные морфологически различно, что не мешает им выполнять одинаковую синтаксическую функцию, т.е, служить одним и тем же второстепенным членом предложения.

То же мы наблюдаем в примерах:

Я знаю его, как человека способного – я знаю его, как человека со знаниями .

Мне нравится ровный почерк – мне нравится почерк без нажима.

Мои книги лежат на столе – книги брата лежат на столе.

Здесь также морфологически различные слова выполняют синтаксически тожественную функцию.

Таким образом, получается, что одна и та же морфологическая категория может служи для выражения разных синтаксических функций и, наоборот, одна и та же синтаксическая функция может выражаться разными морфологическими категориями.

Где же тогда грамматические (точнее – синтаксические) признаки второстепенных членов предложения, если морфологические признаки для них недостаточны? И имеются ли вообще такие признаки? Безусловно, имеются.

Каждая языковая категория выделяется, как категория, благодаря своей противопоставленности другим соответственным категориям, благодаря своей соотнесенности с ними. Категории же синтаксические выделяются только в предложении: вне предложения нет синтаксических категорий. Члены предложения выделяются и противопоставляются друг другу благодаря всем реально существуюшим в языке соотношениям как внутри предложения, так и в речи в целом. Поэтому синтаксические признаки второстепенных членов предложения заключаются во всех связях данного слова с другими, а не только в его морфологически выраженных грамматических значениях. <...>

Выше было указано, что части речи – это морфологизованные члены предложения. Это значит, что хотя в современном русском языке нет полного параллелизма между частями речи и членами предложения, все же каждая морфологическая категория, исторически выделившись в качестве определенного члена предложения, и до сих пор представляет собой специфический способ выражения данного члена предложения (например, именительный падеж существительного – морфологизованное подлежащее, предикативные формы глагола – сказуемое, полные прилагательные – определение, наречие и деепричастие – обстоятельство и т.д.). Поэтому в современном русском языке каждый член предложения может быть морфологизованный (т.е. выраженный предназначенной для данной категории синтаксической функции формой) и неморфологизованный, чисто синтаксический (т.е. выраженный формой, не специализировавшейся для данной синтаксической функции). Сравните сестрина книга , живет близко (морфологизованные определение и обстоятельство места) и книга сестры , живет в Москве (те же члены неморфологизованные). Соотносительность определенного морфологизованного члена предложения с тем или иным неморфологизованным является основным грамматическим (при этом специфически синтаксическим) признаком, который позволяет относить последний в ту же синтаксическую категорию, что и первый.

Здесь важны прежде всего соотношения между членами предложении в речи в целом, в частности, в диалоге, который заложен в самой природе языка, как средства общения, и является, если так можно сказать, «душой языка. Поэтому соотнесенность двух соответственных членов предложения (одного – морфологизованного, другого – неморфологизованного), входящих в разные элементы диалога, в разные реплики (например, в вопрос и ответ) является одним из существенных синтаксических признаков второстепенных членов предложения. Такова соотнесенность вопроса и ответа, двух корреспондирующих между собой одинаковых членов предложения, различающихся своими вещественными значениями – вопросительно-местоименным в вопросе и знаменательным в ответе:

Из чего ты стрелял? Стрелял из ружья .

Откуда ты стрелял? Стрелял из засады .

Чем ты любуешься? Любуюсь вечером .

Когда ты уедешь? Уеду вечером.

Из этих примеров выясняются соотношения:

из чего : стрелял = из ружья : стрелял :

откуда : стрелял = из засады : стрелял

чем : любуешься – вечером : любуюсь

когда : уедешь = вечером : уеду

Таким образом, вопросы и ответы – реальные формы языка и не менее реальные и яркие грамматические признаки членов предложения: слова из ружья, вечером (в примере любуюсь вечером) являются дополнениями, потому что они корреспондируют с теми же косвенными падежами в вопросах (из чего? чем?) Слово из засады является обстоятельством места, хотя и выражено косвенным падежом существительного с предлогом, потому что оно корреспондирует в вопросе с наречием места, как известно морфологизованным для этой функции. Иначе говоря, отнесение существительного в косвенном падеже с предлогом к обстоятельству места решается тем, что оно корреспондирует в вопросе с наречием места откуда .

<...> Вопрос – такой же реальный факт языка, как и ответ, а соотнесенность одного из членов предложения – вопроса с одним из членов предложения – ответа – яркий грамматический, формальный признак.

Противники вопросов обычно указывают на то, что нередко к одному и тому же члену предложения можно задать разные вопросы. Например: цветы стояли в вазе (в чем? и где?), на столе стояла лампа с абажуром (какая? и с чем?). Однако, и этот аргумент нельзя считать основательным ни с научной, ни с методической точки зрения. <...> Примеры вроде: цветы стояли в вазе , в банке , в склянке , стакане , в кувшине , в чашке и пр. – наиболее точно корреспондируют с вопросом в чем?, в то время, как примеры вроде: цветы стояли в комнате, в оранжерее, в зале , в саду , в углу , в коридоре и пр.– корреспондируют с вопросом где?. <...>

Кроме соотнесенности членов разных предложений (при вопросе и ответе) важное значение для выделения членов предложения имеют соотношения в пределах одного предложения:

Он пишет чисто и без ошибок .

Он пишет грязно и с ошибками.

Он пишет грязно, но без ошибок.

Он преподает интересно и с увлечением.

Он читает громко, не торопясь, с выражением .

Сочинительная связь между соподчиненными членами предложения, выраженными разными морфологическими категориями, является формально-грамматическим признаком тожественности их синтаксической функции. При этом выделенные второстепенные члены предложения являются так называемыми обстоятельствами образа действия, так как один из сочиненных и соподчиненных членов выражен наречием образа действия (за наречием закреплена данная синтаксическая функция, и оно морфологизовано в качестве данного члена предложения).

Сравните у Пешковского, который в данном вопросе стоит на формалистической точке зрения: «Эти соподчиненные (или в отношении подлежащего соподчиняющие) члены должны объединяться мыслью как однородные в каком-либо отношении, как сходные в чем-либо между собой. Сходство это может быть грамматическое ( Игорь и Ольга , в багрец и в золото, умный и серьезный, красиво и чисто , идя и смотря, идти и смотреть) и неграмматическое, вещественное ( запачкан и в пыли , быстро и в разных направлениях )» («Русский синтаксис в научном освещении», изд. 4-е, 1934 г ., стр. 391). Как видно из приведенной выдержки, Пешковский отождествляет грамматическую однородность с морфологической, считая, что вторая категория случаев объединяется вещественным, неграмматическим сходством. Не подлежит никакому сомнению, что в обоих случаях налицо грамматическая однородность, с той разницей, что в первом случае налицо и синтаксическая и морфологическая однородность, а во втором – только синтаксическая однородность (при морфологическом различии). Указание Пешковского на вещественное сходство совершенно необязательно, случайно: оно имеется в его первом примере ( запачкан и в пыли ), что возможно и натолкнуло его на неправильный вывод, и отсутствует во втором и многих ему подобных примерах (быстро и в разных направлениях ). Существенно то, что эти в морфологическом отношении различные слова выступают в одинаковой, тождественной грамматической функции.

То же мы находим в примерах:

Я привык к его прямому и без нажима почерку.

Он был студентом способным и со знаниями .

Он был студентом способным, но без знаний.

Худой и высокого роста мальчик.

Мои и брата книги.

Я люблю всякое чтение – про себя и громкое .

Сочинительная связь между подчеркнутыми соподчиненными членами предложения определяет их, как одинаковые члены предложения, несмотря на различия морфологические. При этом отнесение их к определению диктуется тем, что один из двух сочиненных между собой членов предложения выражен прилагательным, т.е. морфологизованным определением. Таким образом, все те слова, которые связаны между собой сочинительной связью (при помощи союзов или без них, при помощи только интонации), служат в предложении .одним и тем же членом. [1]

Для выделения членов предложения имеет значение также соотносительность данной синтаксической конструкции с другими. Так, например, сочетания чтение Пушкина или посещение брата являются синтаксическими омонимами, различающимися в соотнесенных с ними других конструкциях: чтение Пушкина (в значении Пушкин читал ) и чтение Пушкина (в значении читал Пушкина ); посещение брата (в значении брат посетил ); посещение брата (в значении посетил брата ). В зависимости от общего контекста и значения фразы в целом слова Пушкина и брата обозначают то субъект действия, то его объект. В первом случае они будут определениями, во втором – дополнениями. Сравни примеры: чтение Пушкина производило на всех, его слушавших, сильное впечатление (имеется в виду: когда Пушкин сам читал). Чтение Пушкина рекомендуется во всех классах школы (имеется в виду: читать Пушкина, чтение его произведений). Различная синтаксическая роль выясняется из сопоставления данной конструкции с глагольной. Вместе с тем она выясняется и из вопросов: в первом случае – чье чтение? во втором – чтение кого или чего?.

Из сказанного выше можно сделать следующие выводы:

Определение , как член предложения, характеризуется прежде всего корреспондированием с вопросами какой? чей?, затем – морфологизованной для определения формой полных прилагательных и, наконец, – возможностью других морфологических категорий вступать в сочинительную связь с прилагательными.

Обстоятельство , как член предложения, характеризуется прежде всего корреспондированием с рядом вопросов – как? , каким образом? и др. – так называемое обстоятельство образа действия; где?, куда? , откуда? и др. – обстоятельство места; когда?, с каких пор? и др. – обстоятельство времени и др.); затем – морфологизованной для обстоятельства формой наречия и деепричастия, наконец – возможностью других морфологических категорий вступать в сочинительную связь с наречием или деепричастием.

Дополнение характеризуется корреспондированием с вопросами косвенных падежей местоимений кто? и что? , затем – возможностью вступать в сочинительную связь только в том случае, если соединяемые слова выражены одной и той же формой. Например, дополнения книгу и читать ( купил книгу, люблю читать ) могут сочиняться только с дополнением, выраженным винительным падежом в первом случае ( купил книгу , газету) или инфинитивом – во втором ( люблю читать и писать). Следовательно, наличие сочинительной связки между двумя существительными в разных падежах и с разными предлогами свидетельствует о том, что перед нами не_дополнения: он жил в Москве и под Москвой (обстоятельства места); он пишет без ошибок, но с помарками (обстоятельство образа действия). <...>

Русский язык в школе, 1936, № 4, с. 53 – 60

[1] Сказать обратное (т.е., что слова, не связанные сочинительной связью, обязательно являются разными членами предложения) ни в коем случае нельзя. Ср.: теплый шерстяной платок , далеко на севере расположились зимовщики , где имеются одинаковые члены предложения (в первом случае даже морфологизованные), но не связанные между собой сочинительной связью.