Статья: Религиозно-националистический аспект тоталитаризма и фактор этнического предрассудка

Габдуллин И.Р.

Известно утверждение, что религия и национализм являются питательной почвой для всякого рода предрассудков. И не случайно, в определениях предрассудка , приводимых в академических изданиях[1] , в качестве основных, наиболее устойчивых, "живучих" форм проявления предрассудков отмечают прежде всего суеверия, связанные с религией, и национально-этнические предубеждения. Но в то же время выявленные нами характеристики предрассудка не только в определенной степени подтверждают это, но и позволяют сделать вывод о том, что данное утверждение имеет и обратную силу. Другими словами, в тех случаях, когда в сознании людей сильно "предрассудочное" мышление , то явления и теории, имеющие достаточно значимую религиозную и национально-этническую основу, попадают в благоприятную среду, получают достаточно мощную опору в лице предрассудков, которые превращаются в инструмент манипулирования массовым сознанием. Так, во времена Инквизиции не только теологи целенаправленно разжигали страсти толпы, но и сами народные массы, их невежество и преобладание чувственного восприятия во многом стимулировали активность теологов.[2] Во время последней Мировой войны антисемитизм фашистской идеологии находил отклик не только в националистических организациях на завоеванных территориях, публично сотрудничавших с оккупантами, но и, отчасти, в массовом сознании "простых" людей, что позволяло проводимым репрессиям первоначально даже найти оправдание в глазах населения [3].

Многие критики большевизма, как исторической формы тоталитаризма,отмечают в нем две противоречивые тенденции : рационалистическую и иррационалистическую. Соответственно, со стороны рационалистов слышны упреки в недостаточной "рациональности", а другие ставят в вину чрезмерный рационализм.Ближе других здесь к истине, на наш взгляд, мнение А.Камю о том, что "русский марксизм" в общем и целом отвергал мир иррационального, но в то же время "очень неплохо умел им пользоваться"[4]. Нам же важно отметить, что обе эти тенденции выбирают средством своегоутверждения предрассудки.

"Чрезмерный рационализм" большевизма во многом был обусловлен существующей определенной теоретической преемственностью его от марксизма. Последний же как направление теоретической мысли исторически возник на основе синтеза предшествующих рационалистических концепций, каковыми и являются "три источника и три составные части марксизма". Вот почему рационалист Б.Рассел, по его же словам, противостоящий большевизму "столь же фундаментально, как и римско-католической церкви" , в то же время там , где речь идет о провозглашенных принципах построения нового общества- коммунизма, основанных на сознательном, опирающемся на Разум преобразовании действительности, заявляет: "Здесь я на стороне большевиков: политически я их критикую лишь тогда, когда их методы кажутся отступлением от их собственных идеалов"[5]. Главные аргументы "против " основаны на том, что в большевизме, по мнению Рассела, есть и другой аспект: это не просто политическая доктрина, но "еще и религия со своими догмами и священными писаниями", с характерной "привычкой абсолютной уверенности по поводу объективно сомнительных вещей"[6]. Разумеется, в понятие религии здесь вкладывается вполне определенный, "рационалистический", смысл : это "совокупность убеждений, принимаемых как догма, которые господствуют над ходом жизни ; при этом они игнорируют очевидность или противостоят ей; они внедряются с опорой на эмоциональные и авторитарные средства, но не на разум[7]. Логически достраивая ход рассуждений Рассела, можно заключить, что большевизм, в той мере, в которой он отражает так понятый его религиозный аспект, есть в такой же степени совокупность предрассудков.

Но в целом же, в данном контексте, критика большевизма не выходит за рамки старой парадигмы рационалистичекой традиции, заключающейся в негативной оценке предрассудков вобще и абсолютизации некоего исторического рационализма, предстающей сама уже как известный "просвещенческий" предрассудок. Возможно, следование этому предрассдку " позволило "не заметить" различие, а по мнению некоторых мыслителей и несовместимость между "научным разумом" и " разумом историческим", который в определенном смысле уже перестает быть собственно разумом: " Исторический разум не есть разум, который согласно своему предназначению судит о мире.Притязая на суждение о мире, он в то же время движет им. Увязнув в гуще событий, он силится ими управлять: Вот почему он напоминает мистическое утверждение слова божия"[8].

Но природа предрассудка не исчерпывается объяснением ее только с рационалистических позиций. Существует иррационализм как направление в философии, а в социально-политических концепциях можно выделить традиционализм и консерватизм, которые во многом сформировались как раз в полемике с рационализмом. Эта полемика имеет давнюю историю, но особенно остро она проявилась и концептуально офомилась в конце ХY111 века, когда идеи века Просвещения материлизовались не только в ломке феодальных отношений, устранении векового угнетения, торжестве идей прав человека, но и в кровавых последствиях революционного террора.

Известный польский исследователь проблем утопии и традиции Е.Шацкий, противопоставляя "утопистов" и "традициналистов", отмечает важный для нас аспект: антогонисты в этом споре были согласны в одном - традиция есть синоним предрассудка, обычая или вообще тех уровней общественной жизни, в которые не проникла и не может проникнуть рефлексия "[9]. Соответственно для утописта /читай -"рационалиста "/ проблема состояла в скачке от господства "предрассудка" к исключительному господству "Разума"; для традиционалиста же главным было показать, что устранение "предрассудков" означает разрушение общества. Исходя из таких посылок, представители такого течения как консерватизм подвергли критике представление о революции как о чем -то рационально организованном и спланированном в соответствии с абстрактными принципами. В связи с этим нам представляется не лишенным основания утверждение А.М.Миграняна о том , что "эта критика сегодня действенна и по отношению к марксизму, который унаследовал идею утопической социальной инженерии, коренящиеся в неоправданных притязаниях на тотальное осмысление социальных процессов"[10].

Следование указанной парадигме не приминуло сказаться при анализе и оценках марксизмом сферы национально -этнических отношений. В соответствии с этим черты предрассудочности приобретает устойчивая приверженность идеям исторического прогресса и массового подхода, а точнее абсолютизация этих идей. В результате этого критики марксизма получают дополнительный импульс в борьбе с "предрассудками" марксизма": "Страсть к упрощению отвлекла Маркса и от нацинальной проблемы - и это в век развития национальностей! Он полагал, что развитие торговли и обмена, не говоря уже о пролетаризации, сокрушит национальные барьеры. Но получилось так, что эти барьеры сокрушили пролетарский идеал. Межнациональная борьба оказалась почти столь же важной для объяснения истории, как и борьба классовая. Но национальные особенности не могут целиком объясняться экономикой; стало быть, марксистское учение проморгало их"[11] . И если само по себе все это еще не оформилось у основоположников марксизма в собственно этнические предрассудки /хотя ряд характерных признаков уже прослеживается/ , то в руках умелых демагогов /таких, как Розенберг и Геббельс/ вполне могло быть использовано для рационализации уже имеющейся негативной этнической предубежденности массового сознания народа, где идеи социализма были бы традиционно сильны. В Германии нацистского периода, например, этого не было сделано, на наш взгляд, лишь по нескольким причинам : во-первых было много и других аргументов, во-вторых из-за патологической ненависти-предрассудка против большевизма, олицетворявшего для нацистов конкретных политических врагов, в-третьих, из-за простого невежества, незнания конкретных работ. Для иллюстрации приведем лишь наиболее выразительные цитаты из этих работ: "Австрийские славяне - привески либо немецкой, либо венгерской нации, и практически ничего другого собой не представляют"[12]; ":ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времен революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности"[13]; панславизм "ставит Европу перед альтернативой: либо покорение ее славянами , либо разрушение навсегда центра его наступательной силы -России"[14] .

На момент религиозности в марксизме обращает внимание и Н.Бердяев : "Марксизм не есть только наука и политика, он есть также вера , религия"[15]. В то же время своеобразие бердяевского подхода заключается в том, что он тесно увязывает религиозность в большевизме с национальным аспектом, в частности, с "русской идеей". Различая марксизм "классический" и "тоталитарный ", к последнему Бердяев относит большевизм, который воспринял "прежде всего не детерминистскую, мифотворческую, религиозную сторону, допускающую экзальтацию революционной воли "[16] .

Отход от марксизма в большевизме Н.Бердяев связывал с конкретной национальной идеей - "русской идеей", по существу являющейся идеологической концепцией национализма, понимаемом в более широком смысле, чем только имеющим оттенок враждебности по отношению к другим нациям. Национализм по своей природе , проявлениям - многомерное явление. Это не только идеология, но и определенное политическое движение, и принцип, лежащий в основе определенных теоретических концепций, наконец просто специфический образ мировосприятия. Отсюда и различные подходы при попытке определить это понятие. Для одних национализм - иллюзорная форма сознания, содержащая к тому же момент политизации: "Дело политиков и экспертов - освобождение грядущего правового государства от великой лжи национальной идеи: Единственный путь избежать насилия - это деэтнификация государственного устройсва и деполитизация национальных отношений "[17]. Другие менее категоричны в оценках, хотя и отмечают также момент иллюзорности : "У человека должна быть национальность, как у него должны быть нос и два уха. Все это кажется самоочевидным, хотя увы это не так. Но то , что это поневоле внедрилось в сознание как самоочевидная истина, представляет собой важнейший аспект или даже суть проблемы национализма"[18]. Третьи, вообще, воздерживаясь от определения "истинности" или "ложности" национализма, делают акцент на его функциональном характере. Так, И.Горвиц считает,что национальная идеология - это соединение истинного и ошибочного знания, оправдание революционного или реакционного интересов и позиций в политической жизни, рационализация иррациональных форм социальной и психологической мотивации". И, наконец, национализм как политическое движение, считает Г.Смит, "оказался мощной силой, он преодолевает социальное расслоение,- это поиск единства, а не рациональности, базирующейся на равных правах"[19] .

Разумеется, мы выбрали те определения национализма, которые ближе к теме нашего исследования, стараясь показать, что в ряде признаков предрассудочный аспект имплицитно содержится в них, будь то предубежденно преодоленческое отношение, соотношение "истинности" и " ложности" или противопоставление рациональности, рационализация иррационального.

Известно,что идеология большевизма в национальном вопросе всегда называлась, по крайней мере им самим, интернационализмом, а не национализмом. Здесь мы считаем уместным прибегнуть к бердяевскому пониманию "русской идеи", согласно которому интернационализм - это есть перевернутое "русское мессианство", а на место "Москвы - Третьего Рима " приходит III Интернационал. В то же время, мы далеки здесь от отждествления "русской идеи" с великорусским шовинизмом. Последний лишь может являться одним из возможных, извращенных вариантов этой идеи, причем полностью не выводимым из нее. Поэтому,считая возможным согласиться с такой /бердяевской/ трактовкой интернационализма, на наш взгляд, необходимо оговорить ряд существенных моментов, не укладывающихся в схему : " русское мессианство" - "интернационализм". Во-первых , интернационализм имеет и самостоятельное значение , уже в силу того , что отражает объективную тенденцию интернационализации как явления не только сознания, но и всей общественной жизни. Во-вторых, идея интернационализма возникла не на русской почве /имеется ввиду ее концептуальное оформление/. В-третьих, интернационализм действительно противостоит в некоторых случаях открыто национализму как проявлению национального эгоизма. То есть , как национализм, так и интернационализм могут иметь двойственное значение.

Религиозный и национальный факторы сыграли свою незаменимую роль в победе большевиков, которые воспользовались, надо полагать, сами не осознавая этого,"русским мессианством, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России: Народная душа легче всего могла перейти от целостной веры к другой целостной вере, к другой ортодоксии, охватывающей всю жизнь"[20]. Предрассудки явились эмоциональной и иррациональной формой удовлетворения потребности народных масс в вере и символах, управляющих жизнью, потребности в поиске единства, а не рациональности, формой осуществления "мессианской идеи". Причем скрытый национализм, понимаемый в широком и глобальном масштабе, позволил большевикам встать выше рядовых и явных этнических предубеждений и привлечь тем самым на свою сторону многочисленные этнические меньшинства.В то же время ярый антисемитизм и пренебрежение к "инородцам" у некоторых видных представителей Белого движения во многом способствовали его дискредитации.

Прослеживая трансформацию "русской идеи" в трех поколениях славянофилов, известный специалист по этой проблеме А.Л.Янов отводит особое место взаимосвязи национализма и религиозности как характерной черты и особого фактора в историческом развитии России на протяжении всего прошлого и значительной части нынешнего столетий. Он считает, что идеология политического идолопоклонства была не менее реальным фактом русской культурной жизни в 1830-е годы, нежели в 1930-е. В самодержавной царской России "механизм официального национализма был устроен коварно. Триада "православие,самодержавие и народность" искусно переплетела деспотизм с религией , реакцию с патриотизмом, крепостное право с нацинальным чувством"[21].

В начале ХХ века, после двух попыток преобразования общественного строя / революции 1905-го и февральская 1917-го годов/ Россия фактически стояла перед альтернативой :"Какая из двух экстремистских утопий , левая или правая, коммунистическая или фашистская, выиграет титаническую борьбу за право стать идеологией новой русской контрреформы"[22]. Именно в этом конкретном историческом эпизоде предрассудки сыграли заметную роль. Динамичная, вооруженнная ленинской, политически чрезвычайно гибкой тактикой "утопия левого экстремизма", не отягощенная "барскими" и узконационалистическими предрассудками, несшая в себе и находившая в них отклик в массах предрассудки классовой ненависти, обещала и , хотя и на короткий срок , смогла дать России то, чего не смогла даже обещать "утопия правого экстремизма" , не избавившаяся от имперской амбиции довести войну до "победного конца", Сюда же уместно добавить замечание по этому поводу Н.Бердяева о том, что русский народ "не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам"[23] .

Националистические предрассудки во многом явились одним из существенных факторов, помешавших правому экстремизму реально оценить политическую обстановку, помешавших понять , что решение земельного вопроса было тогда несомненно важнее в крестьянской России, чем , скажем, решение " еврейского вопроса", пусть даже " окончательное".

Сегодня в российских средствах массовой информации довольно часто слышатся предостережения против угрозы фашизма. Безусловно, такие опасения имеют под собой реальную почву, так как налицо политическая нестабильность, ухудшене жизненного уровня большинства людей, социальная напряженность как следствие. Но предостережение это актуально не только применительно к Росии. Распад СССР, который удовлетворял национальные амбиции и, казалось бы, должен был привести к снятию напряженности в национальном вопросе, в то же время показал , что эти амбиции далеко не везде связывались с демократическими преобразованиями. Обострилась проблема этнических меньшинств, но уже внутри вновь образовавшихся суверенных государств. Формы дискриминации по этническому признаку стали боле жесткими и открытыми. Идеология национализма присуща многим политическим группам в бывших союзных республиках. Эти группы , а где-то и партии, претендуют на то, чтобы именоваться соицал-демократическими. Но ничего реального за подобными претензиями, как правило, не стоит. Дело в том, что для , так сказать, нормальной социал-демократии второй половины ХХ века /имеется в виду западный тип/ идея национализма в принципе чужда. Западные социал-демократы стоят на позициях интернационализма, интеграции социальных и национально-этнических групп, в качестве приоритетных выдвигают, а главное, следуют им на деле, обшечеловеческие ценности. Поэтому в значительной степени правы те исследователи, которые отмечают в этой связи, что природа "национальной социал-демократии" предстает отнюдь не демократической, а скорее национал-социалистской, "аналогичной той , которая была присуща итальянскому фашизму и германскому нацизму"[24] . Новая национальная мифология, обнаруживая совпадение с задачами карательной идеологии , теснит приоритетное значение личностного: "Человек, выбираясь из -под гусениц Класса, попадает под колеса Нации"[25] .

Но так ли уж нова эта " новая национальная мифология"? Современные реалии делают актуальным обращение к "хорошо забытому" историческому прошлому не только нацистской Германии, но и к еще более хорошо забытому прошлому России. И в том и в другом случае мы находим тесное переплетение религиозной и националистической идеологии, где предрассудок выступает одним из основных связующих звеньев.

В программе национал-социалистической партии Германии нацистского периода особенно " плодотворными" считались две идеи : 1 /псевдонаучная биологическая теория расизма и 2/ совокупность мистико-религиозных взглядов, согласно которым мир управляется добрыми и злыми силами, олицетворенными в расово "избранных" и " неполноценных" народах. В формировании такого мировоззрения предрассудки не могли не занять места связующей, защитительной функции в менталитете индивидуального и общественного сознания, если последний понимать как совокупность готовностей, установок и предрасположенностей индивида или социальной группы действовать, мыслить, чувствовать и воспринимать мир определенным образом. Такое мировоззрение чрезвычайно трудно опревергнуть с помощью логики,рациональных объяснений , так как здесь мы имеем дело с чем-то вроде религии, сплачивающей людей в секту. Но существенно, что и утверждать подобные взгляды с рациональных позиций тоже затруднительно. А вот на уровне предрассдков это делается весьма эффективно. Поэтому борьба с фашизмом во многом проигрывает из-за надооценки роли в ней предрассудков, могущих создать соответсвующий барьер в сознании.

Неотъемлемой частью официальной нацистской теории и пропаганды стали, так называемые, " Протоколы сионских мудрецов" , о которых уже тогда у незаинтересованных экспертов преобладающим мнением было то, что это фальшивка, сфабрикованная в департаменте полиции царской России еще в начале 1900-х годов.

Время от времени в России предпринимаются настойчивые попытки реанимировать "Протоколы". Сегодня это совпадает с явной тенденцией к возрождению, а точнее , к усилению антисемитских предрассудков. Но создается впечатление , что те , кто сознательно и намеренно усиливает указанную тенденцию, в то же время не осознают, каковы могут быть последствия. Не мешает здесь вспомнить , что даже организаторы антисемитской компании в Германии не ожидали конечных последствий их пропаганды. Так , на Нюрбергских процессах идеологи нацистского движения /например, Розенберг, Штрейхер/ , признаваясь во многих преступлениях, в то же время заявляли, что у них в уме было , чтобы их проповеди могли иметь такие результаты. Тем не менее, многочисленные показания виновных в массовых убийсвах в концлагерях ясно дают понять, что именно непрерывная вербальная идеологическая обработка и есть то, что убедило их в "фактической виновности евреев во всем и что их надо уничтожить"[26] .

Как считает Н.Кон, "мировую славу старой и полузабытой антисемитской фальшивке" принесли обстоятельства, связанные со смертью царской семьи Романовых.[27] При вступлении Белой армии в Екатеринбург следователь Наметкин, составляя список вещей, обнаруженных в доме Ипатьева, нашел три книги, принадлежавших императрице: "Война и мир", Библия и " Великое в малом" С.Нилуса. Последняя и содержала пресловутые " Протоколы". К этому добавилось еще одно обстоятельство: царица незадолго до смерти нарисовала на оконном проеме в комнате , которую занимала, свастику, что неизменно находит отражение в кинематографических версиях гибели царской семьи[28] . Но вряд ли это можно связать с какими-то политическими пристрастиями именно в данном случае. Свастика была обнаружена еще на памятниках бронзового века в различных странах Европы; она была известна в Персии, Индии, Китае и Японии и даже у индейцев Северной и Южной Америки.[29]. И хотя задолго до первой мировой войны находились люди, для которых свастика символизировала борьбу "арийцев" против "неполноценных", все же такие взгляды распространялись, главным образом, в Германии и Австрии. Лишь к 20-м годам, учитывая контакты Белой армии не только с Антантой, но и непосредственно с Германией, именно такое понимание древнего знака могло проникнуть в белое движение. Таким образом, для определенной части русских людей обнаружение "императоской! Свастики в доме Ипатьева и экземпляра книги Нилуса действительно могло прозвучать откровением. Такие люди могли воспринять это своебразным завещанием, свидетельствующим о том, что большевистская революция явилась взрывом сатанинских сил, а уничтожение царской семьи для тех, у кого она была олицетворением божественной воли на Земле, предстает не просто как антигуманный акт, а как сигнал близости торжества сил, воплощенных в конкретных демонах. Но такое понимание вероятнее всего возможно, если существует сильная предрасположенность к этому, то есть в это легко было бы поверить при наличии встречного движения сознания, питавшегося дополнительно другими условиями. Одним из таких условий явился фанатичный антибольшевизм. Два предрассудка, пересекаясь , воздействуют в одном направлении, взаимно усиливая друг друга /вновь возникает сравнение с выводами Т.Андорно относительно "потенциально фашистского индивида" и "привязываемости" предрассудков друг к другу /. Офицеры белых армий часто не хотели, а можно сказать, что не могли понять очевидность, поскольку в предрассудке рациональные доводы блокируются эмоциями. Относительный высокий процент участия не только евреев, но и вообще "инородцев" в революции объяснялся дискриминацией , которой те подвергались при царском режиме. И царей прежде убивали, причем чистокровные русские. Учитывая все это, мы находим достаточно точным следующее объяснение указанных предрассудков: ":людям постоянно твердили, что еврей является источником всякого зла . Их учили, что русский народ любит царя и предан самодержавию, и они привыкли скрывать даже от себя, что это давно уже не так. Они искали простого объяснения той катастрофы, которая разразилась и смела их мир. Они нашли причину: свастику и "Протоколы", обнаруженные в доме Ипатьева"[30] .

Небезысвестный Пуришкевич, "прославившийся", среди прочего, как основатель "Черной сотни", занимая пост в отделе пропаганды штаба Деникина, немало преуспел в распространении "Протоколов" и составлении его интерпретаций не только для офицеров, но и простых солдат. По свидетельству некоего Г.Джинса, лично знакомого с Колчаком, " голова адмирала была набита антимасонскими идеями. Он видел масонов повсюду, даже в собсвенном окружении и среди членов военных миссий союзников".[31]

О том, что такая пропаганда достигла существенного размаха, говорят те крованвые последствия, которые она породила. Число человеческих жертв было довольно внушительно - около 100 тыс. убитых и неизвестно сколько раненых только вовремя погромов с 1918 по 1920 год. Свидетельства об этих погромах[32] производят не менее чудовищное впечатление, чем осуществленный нацистами до 1944 года Голокауст /или " холокост" - от англ.holocaust - всеобщее уничтожение, истребление, апокалипсис/.

Учитывая сказанное , не выглядит преувеличением и кажется вполне вероятным предположение А.Л.Янова: " Мы знаем теперь, что победа коммунистического правительства Ленина - Троцкого действительно была большим несчастьем для России. Но меньшим или большим несчастьем для нее была бы победа фашистского правительства Маркова /2-го/ - Пуришкевича, мы не знаем"[33] .

Анализ исторического развития Германии за предшествующие несколько десятилетий до прихода к власти Гитлера позволяет сделать вывод о появлении некой возрастающей прогрессии. Эта прогрессия последовательно проходит фазы " отрицающего поведения" по отношению к этническим меньшинствам, постепенно все более актулизируя исторически возникшие предрассудки: от вербального неприятия к насилию, от слухов к погромам и геноциду. При этом оказалось вовсе необязательным, чтобы фанатизм охватил большинство населения. Как показала практика уже господства нацизма, достаточно преобладания настроения пассивной уступчивости или просто равнодушия. Становится важным не сам факт наличия предрассудков , а степень интенсивности его проявления , поддающаяся, как выяснилось, контролю, регулированию /"канализации"/.

Большевизм фашизм как проявления тоталитаризма имеют много общего. Они создали однотипные государства с тоталитарной системой и террористической практикой управления, используя средства идеологической обработки масового сознания, его мифологизацию и страх, создание образа врага. В то же время, даже наличие общей вещи вовсе не означает отсутствия вещей разъединяющих. В этой связи многие исторические парадоксы объясняются различием двух понятий - сходства и тождества. Разницы между ними было достаточно, например,чтобы религиозные войны между христианами порой носили более ожесточенный характер, чем между христианами и мусульманами. Поэтому мнение А.Авторханова о том, что у фашизма и большевизма " не было почвы для идеологических противоречий, а были только противоречия территориально стратегические"[34] ,нам представляетяся чрезмерно категоричным и упрощенным. Создававшиеся образы врагов и у тех и у других предполагали в качестве объекта вражды друг друга, а сближение на уровне государственной политики было слишком кратковременным и не принималось всерьез обеими сторонами. Вряд ли при наличии, в основном, территориальных претензий они питали бы друг к другу непримиримую ненависть и вели войну на уничтожение, чего не наблюдалось в 1-ю Мировую войну. Непримеримость и бескомпромиссность во многом объясняется, на наш взгляд, тем, что в основе обеих идеологий и восприятия друг другом лежали глубоко укоренившееся и постоянно усиливаемые, но совершенно противоположные по направленности предрассудки.

Война между тоталитарными режимами, кроме всего прочего, была столкновением фанатичной агрессивности и фанатичного патриотизма. Конечно, последнее словосочетание выглядит достаточно резким, но его применение обусловлено лишь выделением определенного момента в нашем исследовании. Есть все основания утверждать, что "просто" патриотизма еще недостаточно, чтобы сохранить государственный суверинетет, если на него покушается именно агрессор-фанатик, опирающийся на мощную материально-техническую базу. В патриотизме, например, не откажешь французам, но их страна была завоевана в течение 39 дней. В литературе, посвященной " странной войне", много говорится о просчетах военных и политиков , но не удалось обнаружить сколько-нибудь серьезных упоминаний о том, что сопротивление носило ожесточенный и тотальный характер, сравнимый с Отечественной войной на территори нашей страны. Примечательно, что нобелевский лауреат писатель А.Жид, посетивший в1936 году СССР и ставший после этого яростным критиком сталинизма, уже после войны, в которой фашизм был повержен, записал в своем дневнике :"Победить нацизм можно было благодаря антинацистскому тоталитаризму"[35]

Указанное противостояние носило, особенно по форме, ярко выраженный этнический характер. Для обоснования агрессивности важным аргументом выступал тезис об этно-расовом превосходстве "своих" и неполноценности "чужих". Патриотизм же в немалой степени опирался на аппеляцию к национальной традиции, национальной гордости. Причем к исторически сложившейся традиции этнического сознания русского народа, особенно в его массовом сознании, объективно нужно отнести и определенный элемент этнической предубежденности конкретно против немцев,[36] отчасти подкрепленной событиями 1-й Мировой войны, хотя, возможно, и не в такой степени, в какой сыграли свою роль условия Версальского договора в формировании менталитета немцев. Последнее обстоятельсво, как известно, эффективно использовалось нацистской пропагандой.

Для того , чтобы рассматриваемое противоборство перешло в плоскость конкретно-физических поступков необходимо достижение такого состояния сознания, где переживание безоговорочной ненависти принимало бы логически приемлемый вид. То есть недостаточно " просто" ненавидеть, нужно еще так же и знать почему, причем ясно и конкретно. В то же время у нас речь идет о таких проявлениях ненависти в поступках, которые рационально и логически практически невозможно обосновать. С этой задачей, как мы постарались показать, справляется механизм психологической рационализации. Конечно, психически ненормальные люди /в медицинском смысле/ способны убить не задумываясь. Может это сделать в минуту крайнего гнева психически здоровый человек. Но речь идет о массовых и относительно долговременных процессах. Не случайно одиозные пропагандистские приемы называют "промыванием мозгов", вдалбливанием в сознание. Предрассудок же при таких "операциях" используется как наиболее подходящий для этого инструмент. Но почему наряду с предрассудками вообще часто актуализируются именно этнические предрассудки?

Здесь уместно воспользоваться методологической посылкой Э.Фромма, согласно которой " переживание может дойти до сознания только при условии, что его можно постичь, соотнести и упорядочить в рамках концептуальной системы с помощью ее категорий: Эта система работает как социально обусловленный фильтр"[37] . На наш взгляд , важнейшей частью, элеменом этого социального фильтра является сфера этнического. В рамках концептуальной ситемы массового сознания на роль "ее категорий" в качестве "удобных", устойчивых и значимых форм выражения этнического в свою очередь и подходят этнические предрассудки.

Рассматривая этнические предрассудки во всем комплексе задействоанных средств утверждения тоталитарной системы как составную часть технологического инструментария этой системы, им можно отвести роль своеобразного функционального эквивалента. Последнее понятие берется в общепринятой социологической интерпретации[38] . В таком аспекте через этнические предрассудки реализуется функция "канализации" агрессии или других форм выражения групповой ненависти в желательном направлении. Причем введение понятия функционального эквивалента предполагает определенный диапазон изменчивости предрассудков, в рамках которого может выполняться указанная функция. Так, если образ врага не удается идентифицировать при помощи этнических предрассудков с конкретной этноческой группой, то заменителем, эквивалентом выступают предрассудки против класса, социальной или политической группы. Поэтому этнический предрассудок в теории и практике тоталитаризма приобретает свое значение не только в силу собственной природы предрассудка, а в значительной степени тоталитаризм актуализирует уже имеющиеся этнические и иные предрассудки в массовом сознании, использует их, "эксплуатирует" как наиболее подходящий в конкретном случае инструмент.

Список литературы

1. Философский энциклопедический словарь.М.,1989. С.506

2. Лозинский С.Г. Роковая книга Средневековья // Шпренгер Я., Инстисторсис Г. Молот ведьм. М., 1932. С.5-73.

3. Кузнецов А. Бабий Яр. Киев, 1991. С.303.

4. Камю А. Бунтующий человек. М.,1990. С.303.

5. Рассел Б. Теория и практика большевизма. М., 1991. С.6.

6. Там же. С.7.

7. Там же. С.65.

8. Камю А. Указ. Соч. С.290.

9. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С.224,226,340.

10.Мигранян А.М. Переосмысливая консерватизм // Вопросы философии. 1990.©11. С.119.

11.Камю А. Указ.соч. С.284.

12. Энгельс Ф. Германия и панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 11. С.203.

13. Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.6. С.306.

14. Энгельс Ф. Германия и панславизм // Там же. Т.11. С.206.

15. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.,1990.С.83.

16. Там же. С.88.

19. Цит. по: Целищев Н.Н., Морозов Б.М. В идейном наступлении. Актуальные вопросы контрпропаганды. М., 1987.С.16,17,107.

20. Бердяев Н.А. Истоки и смысл:С115.

22. Янов А.А. Указ. соч. С.148.

23. Бердяев Н.А. Указ. соч. С.119.

24. См.: Чешко С.В. Современные мифологемы, или национальный вопрос в СССР // Национальные процессы в СССР. М., 1991. С.87,90.

26. См. об этом: Нюрнбергский процесс. В 3-х тт.М., 1968. Т.3.; Allport 9.The nature of prejudice.Cambridge, 1954. P.57

27. См.: Кон Н. Благославление на геноцид : Миф о всемирном заговоре евреев и "Протоколах сионских мудрецов". М.,1990.С.83.

28. См., например, фильм режиссера К.Шахназарова " Цареубийца".

29. См.: Мифы народов мира .М., 1992.Т.2.С.420.

30. Кон Н. Указ. соч. С.85.

31. Джинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Пекин, 1924.Т2. С.39

32. См. об этом :Шехтман И.Б. Погромы Добровольческой армии на Украине. Берлин ,1932; КОн Н. Указ . соч. С. 93-97; Л-Л-ва.Очерки жизни в Киеве в 1919-1920 гг. // Архив русской революции. В 22-х тт. М., 1991. Т.3. С.217-221; Игренев Г. Екатеринославские воспоминания // Там же. С.236-243.

33. Янов А.Л. Русская идея и 2000-й год: С.155.

34. Авторханов А. Империя Кремля // Дружба народов. 1991. С.148

35. Цит. по: Анатомия таких разных убеждений // Два взгляда из-за рубежа. М., 1990. С.59.

36. См.,например, об этом : Оболенская С.В. Образ немца в русской народной культуре ХУ111 - ХУХ вв. // Одиссей. Человек в истории. М., 1991.С.160-185.

37. Фромм Э. Из плена иллюзий // Его же. Душа человека. М.,1992.С.345

38. См.: Функциональный подход в социологии // Современная западная социология. М.,1990.С. 341; Функциональный эквивалент // Там же . С. 383-384.