Статья: Лингвориторические параметры советского официального дискурса периода Великой отечественной войны

Статья: Лингвориторические параметры советского официального дискурса периода Великой отечественной войны

  (на материале передовых статей газеты «Правда»)

Хачецукова Зарема Кушуковна

Автореферат  диссертации на соискание ученой степени  кандидата филологических наук

Краснодар – 2007

Общая характеристика работы

Актуальность проблемы исследования обусловлена целым рядом факторов. Во-первых, в центре внимания современных лингвистов находится изучение специфики языковых репрезентаций общественно-политического дискурса, в том числе в историческом аспекте. Исследователи уделяют особое внимание «советскому политическому дискурсу на русском языке» (П. Серио), «тоталитарному языку» (Н.А. Купина), «русскому советскому языку» (М. Кронгауз), «языку Совдепии» (В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина), «советской словесной культуре» (А.П. Романенко), «советскому официолекту» (А.А. Ворожбитова), т.е. советскому официальному дискурсу (СОД). Этим определяется важность исследования СОД в передовых газетных статьях, т.е. в коммуникативной ситуации его «государственного» применения для внедрения мировоззренческих установок и идеологических директив в сознание коллективной языковой личности.

Во-вторых, современное языкознание активно исследует «человеческий фактор» в языке, который проявляется, в частности, в языковых механизмах экспрессивности. Необходим углубленный терминологический анализ таких взаимосвязанных понятий, как эмоциональность, экспрессивность, эмотивность, оценочность и подобных, применительно к языковым средствам политико-публицистического дискурса, для которого оценочность изложения является конструктивным принципом, а повышенная экспрессия – важнейшим типологическим свойством. На риторическом уровне дискурсивной реализации – а в современном языкознании активно разрабатываются проблемы неориторики – языковая экспрессия репрезентируется тропами и фигурами как «речевыми жестами» (В.Н. Топоров), оптимизирующими коммуникацию и обеспечивающими высокую воздейственность дискурса на реципиента. В рамках интегративной лингвориторической парадигмы представляется плодотворным рассмотрение тропов как специфических продуктов речемыслительного процесса языковой личности, одновременно репрезентирующих один из главных механизмов развития и функционирования лексической системы, и фигур как особых вербально-когнитивных образований, синтезирующих мыслительное и выразительное начала речи продуцента дискурса.

В-третьих, в социокультурном и образовательно-прикладном аспектах актуальность проблемы диссертационного исследования обусловлена такими факторами, как, с одной стороны, особая роль эпохи Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. для российской и мировой истории, многонационального советского народа; с другой стороны – уникальность текстового материала передовиц газеты «Правда» военных лет, демонстрирующих лингвистическую и риторическую специфику языкового сопротивления захватчикам на государственном уровне, запускающего психологические механизмы всенародной мобилизации. Бесспорной является важность обращения к патриотическому дискурсу в современных условиях политической нестабильности, разгула терроризма, наличия военных очагов как за пределами, так и внутри России.

Объект исследования – советский дискурс как «особое употребление языка в особых условиях» (Ю.С. Степанов), как официолект, воплощенный в газетных передовых статьях периода Великой Отечественной войны.

Предмет исследования – лингвориторические параметры советского официального дискурса периода Великой Отечественной войны.

Материалом исследования послужили тексты передовых статей газеты «Правда» 1941–1945 гг. Объем эмпирического материала составил около 300 статей.

Цель исследования – проанализировать лингвориторическую специфику СОД эпохи войны с фашистской Германией.

Данная цель обусловила следующие задачи:

1) разработать теоретико-методологические основы анализа корпуса передовых статей газеты «Правда» периода Великой Отечественной войны как образца СОД с позиций лингвориторической парадигмы;

2) выполнить категориальную разработку понятия «языковое сопротивление», уточнить терминологический аппарат и методологические основы изучения языковых механизмов экспрессивности на уровне лексических операций и элокутивных действий (тропы и фигуры), репрезентированных в СОД передовиц «Правды» 1941–1945 гг.;

3) выявить в текстовом массиве СОД военного периода экспрессивную лексику, тропы и фигуры, классифицировать, интерпретировать в качестве механизмов языкового сопротивления, уточняющих представление о речемыслительной деятельности в экстремальной ситуации битвы с фашизмом.

На основании того, что позитивное влияние на моральный дух советского народа, мобилизующий характер передовиц «Правды» 1941–1945 гг. является бесспорным, гипотезу исследования составили следующие предположения:

о несомненной типологической специфике СОД эпохи битвы с фашизмом и продуктивности лингвориторического подхода к анализу механизмов речемыслительной деятельности, продуцирующих коммуникативный эффект «языкового сопротивления»;

– о разнообразии и высокой частотности употребления в СОД столь экстремального исторического периода экспрессивной лексики, тропов и фигур, способных воодушевить коллективную советскую языковую личность, мобилизовать массы на беспощадную борьбу с врагом.

Теоретико-методологической основой исследования послужили диалектическая логика как теория научного познания, системный подход, лингвориторическая парадигма; достижения философии языка (М.М. Бахтин, О. Розеншток-Хюсси, М. Фуко и др.), антропоцентрического языкознания (Г.И. Богин, Ю.Н. Караулов, Н.Ф. Алефиренко и др.), психолингвистики (А.А. Леонтьев, В.П. Белянин, И.А. Зимняя и др.); исследования политического дискурса и «советского языка» (Э. Маркштейн, П. Серио, Ю.С. Степанов, М. Кронгауз, Н.А. Купина, В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина, А.А. Ворожбитова, А.П. Романенко А.П. Чудинов и др.); работы в области языковой экспрессии, теории эмотивности (Ю.Д. Апресян, Е.М. Вольф, В.Н. Телия, И.В. Арнольд, И.А. Стернин, В.И. Шаховский и др.), классической риторики и неориторики (М.Л. Гаспаров, В.Н. Топоров, Ю.В. Рождественский, А.К. Михальская и др.), функциональной стилистики, газетно-публицистического стиля (М.Н. Кожина, В.Г. Костомаров, Г.Я. Солганик и др.).

В процессе исследования использовались общенаучные методы системного анализа, моделирования, категоризации понятий, количественный; методы описательный, стилистический, дистрибутивный, интерпретации текста, компонентного и контекстного анализа.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

– впервые проведено комплексное лингвориторическое исследование корпуса текстов передовых статей газеты «Правда» периода Великой Отечественной войны;

– выявлены новые характеристики СОД в экстремальных условиях войны с гитлеровской Германией;

– осмыслено на новом теоретико-методологическом уровне понятие языкового сопротивления, установлены сущностные признаки и область сферы действия данной категории, критерии ее применения;

– осуществлено системное осмысление в рамках лингвориторической парадигмы соотношений между общественно-политическим и политико-публицистическим дискурсом, проблематикой стилевой экспрессии и риторической элокуции;

– предложена классификации оттенков эмоционально-экспрессивной окраски слов на риторических основаниях.

Теоретическая значимость исследования определяется:

– анализом с позиций междисциплинарной интеграции проблематики общественно-политического дискурса и официального «советского языка» в их соотношении с публицистическим дискурсом и соответствующим функциональным стилем языка и речи;

– разработкой на материале функционирования в антифашистском СОД экспрессивной лексики, тропов и фигур понятия «языковое сопротивление» в качестве лингвориторической категории, формулировкой ее определения;

– разработкой и апробацией риторической классификации оттенков эмоционально-экспрессивной окраски слов (по этосному и пафосно-логосному основаниям);

– дальнейшим изучением языковых механизмов экспрессивности с интегративных лингвориторических позиций на особом текстовом материале передовиц «Правды» эпохи Великой Отечественной войны.

Практическая значимость исследования обусловлена возможностью использовать его результаты в процессе преподавания теории языка, риторики, стилистики, современного русского литературного языка, литературоведения, политологии, философии; в спецкурсах и спецсеминарах, обеспечивающих исследовательскую направленность образовательного процесса. В связи с большим историко-воспитательным значением анализируемого языкового материала, укреплявшего моральный дух советского народа и во многом обусловившего победу над фашизмом, результаты исследования могут быть предложены школьникам и студентам для анализа и обсуждения в рамках воспитательной работы в школе и вузе. Разработаны конкретные рекомендации по анализу текстов военных передовиц в школьной практике преподавания.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Идеологический инвариант инвентивной стратегии общественно-политического дискурса, имея вариативную элокутивную тактику стилистической репрезентации, образует дискурс-ансамбль всех функциональных стилей; в качестве наиболее органичного способа вербализации идеологического референта – с учетом генетического родства с ораторской прозой – доминирует политико-публицистический дискурс, к которому относится и советский официальный дискурс (СОД) передовых статей газеты «Правда» эпохи Великой отечественной войны.

2. Равноправие главных стилевых функций политико-публицистического дискурса, в том числе СОД, – информативной и воздействующей – отражает диалектическую взаимообусловленность словесно-логического (логос) и эмоционально-психологического (пафос) начал речемыслительного процесса, одушевленного этосом продуцента дискурса. В рецептивном дискурсе-интерпретанте читателя информативная функция политико-публицистического дискурса реализуется преимущественно по каналу «ассоциативно-вербальная сеть – тезаурус» языковой личности, воздействующая функция – по каналу «ассоциативно-вербальная сеть – прагматикон».

3. Взаимопроникновение и лингвориторический баланс логической и экспрессивной подструктур газетного политического дискурса образуют однослойную (в отличие от художественного) инвентивно-элокутивную координацию публицистического типа. Отбор микротем на стадии инвенции, их расположение на этапе диспозиции, приемы вербализации в ходе элокуции детерминированы идеологической позицией большевистской партии – групповой языковой личности продуцента СОД, что наиболее ярко выражено в жанре передовой газетной статьи.

4. Лингвориторические параметры СОД периода Великой Отечественной войны наглядно демонстрируют специфику реализации категории языковое сопротивление, которая эксплицирована в передовых статьях «Правды» на уровне непосредственной корреляции базовых идеологем и речевых клише. Данная категория фиксирует состояние сверхмобилизации языковой личности – продуцента и реципиента информации – в ситуации взаимоисключающей дискурс-парадигмы, чем обусловлены коммуникативно-психологический фон непримиримости, гиперэкспрессивность и суггестивное воздействие дискурс-синтагматики, репрезентирующей в одном семиотическом континууме ментальные пространства антагонистичных идеологических конструктов.

5. Газетно-публицистический СОД в качестве конститутивного свойства генерирует массированный заряд языковой экспрессии; при этом экстралингвистическая ситуация смертельной схватки с врагом реанимирует в клише и штампах «советского новояза» первичную эмоциональность, образность и экспрессивность. Будучи принципиально аффективным, советский официальный дискурс приобретает качество аффектированности в аспекте референции вождя.

6. В передовых статьях «Правды» эпохи всенародной битвы с фашизмом в изобилии представлены словообразовательные и традиционные (прежде всего славянизмы) экспрессивы; преобладают экспрессивы с элементом оценки в прямом значении; в рамках текста и СОД в целом расширяются границы синонимических рядов; спектр эмоциональных оттенков значительно выходит за рамки репертуара словарных помет. За исключением отдельных статей, этосно-логосно-пафосную основу корпуса передовиц создают положительные экспрессивы, что свидетельствует о коммуникативной сверхзадаче обеспечить мобилизующий эффект, вдохновить коллективную языковую личность на непримиримую борьбу с врагом.

7. Парадигматика и синтагматика СОД репрезентирует глобальную антитезу семантических полей «советский народ» // «фашистские захватчики» посредством усиленной и комплексной реализации экспрессивных словообразовательных, лексических, синтаксических операций (морфемы, слова, фразеологизмы, устойчивые сочетания) и элокутивных текстовых действий (тропы и фигуры), которые в экстремальной референциальной ситуации выступают механизмами речемыслительной деятельности, генерирующими прагматический эффект «языкового сопротивления», окрашенного высоким пафосом.

8. Для СОД передовых статей «Правды» военного периода характерна «инвентивная недостаточность» (дефицит информации) на фоне принципиальной «элокутивной избыточности» и патетичности. Чрезвычайно высокая частотность употребления и повторяемость разных типов экспрессивов, тропов и фигур, перекрестный характер одновременного использования нескольких образно-экспрессивных средств в одном фразовом сегменте, статус амплификации как ведущего текстообразующего фактора в условиях неизменности предмета речи позволяет квалифицировать антифашистский СОД как яркий пример «идеологической орнаменталистики», несущий в том числе большой суггестивный заряд.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования и полученные результаты обсуждались на заседаниях и научных семинарах кафедры русского языка Социально-педагогического института СГУТиКД, докладывались на Международных научно-методических конференциях «Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах» (Сочи, 2004, 2005), на Всероссийских научно-методических конференциях «Гуманитарные науки: исследования и методика преподавания в высшей школе» (Сочи, 2005, 2006), на Всероссийских конференциях «Научно-методическое обеспечение преподавания иностранных языков на неязыковых факультетах в свете теории и практики межкультурной коммуникации» (Майкоп, 2006, 2007); изложены в 13 печатных работах.

Структуру работы образуют введение, три главы, заключение, библиография и приложения, в которых представлены образцы текстов передовых статей газеты «Правда» начального и завершающего этапов Великой Отечественной войны, демонстрирующие кардинальную смену эмоциональной тональности СОД, а также опыт методической разработки применения материалов исследования в образовательном процессе.

.ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе – «Теоретико-методологические основы лингвориторического анализа советского официального дискурса эпохи Великой Отечественной войны» – проанализирована проблематика современных исследований общественно-политического дискурса с позиций лингвистики, неориторики и лингвориторического подхода. Политический дискурс понимается учеными как текст, обусловленный ситуацией политического общения, институциональный вид общения[1] ; «как социально-значимое действие и как социокультурная, политическая и идеологическая практика, которая определяет социальные системы и структуры» (Ван Дейк). Исследования в области «политической лингвистики» группируются по ряду дихотомий (А.П. Чудинов), на уровне которых реферируемое исследование вносит вклад в общую теорию политической лингвистики, базируясь на анализе советского языка, и представляет собой изучение текста и дискурса (в том числе коммуникативных стратегий и тактик) с элементами поуровневого анализа языка. Это дескриптивный подход без нормативной оценки, однако оценочный в плане эффективности реализации стратегической цели продуцента политико-публицистического дискурса; изучение отдельного политического жанра, стиля и типа текстов с позиций интегративного лингвориторического подхода.

Советский политический дискурс, согласно П. Серио, – «особое использование языка, в данном случае русского, для выражения особой ментальности, в данном случае также особой идеологии; особое использование влечет активизацию некоторых черт языка и, в конечном счете, особую грамматику и особые правила лексики, что, в свою очередь, создает особый ментальный мир» (Ю.С. Степанов). Ученые подчеркивают характерную для советского общества диглоссию, то есть сосуществование двух языков: русского и «русского советского», который использовался в советском ритуальном общении (М. Кронгауз). Отсюда двойная языковая компетенция советской языковой личности, «политический билингвизм» (А.А. Ворожбитова), порождаемый гипертрофированной идеологизацией общественной жизни. «Язык в языке», каковым предстает советский дискурс, максимально риторизирован, будучи изначально направлен на массовое и массированное воздействие, политическую суггестию, не просто на формирование, но на «переформировывание» мировоззрения, пересоздание человеческих масс – как коллективной языковой личности.

В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитина в предисловии к «Толковому словарю языка Совдепии» (СПб., 1998) отмечают, что «лингвисты постсоветского времени видят в «новоязе» тоталитаризма средство подавления духовности, индивидуальности, свободы мысли» с учетом таких характерных черт языка советской эпохи, как минимизация активного словарного запаса, тяга к сокращению слов с целью отсечения нежелательной с идеологической точки зрения ассоциаций, создание эвфемизмов, перифраз для «словесного камуфляжа» антинародной сути коммунизма, идеологизация, политизация нейтральной лексики, превращение фразеологии из устного народного творчества в творчество партийно-административного аппарата, трансформация фразеологии в «лозунгологию». Однако «яркие, свежие, эмоциональные описания языка тоталитаризма в монографиях, научных и научно-популярных статьях вызывают у определенной части «лингвистов-пассионариев» страстное желание бороться (опять!), обличать, громить остатки ненавистной социальной системы и ее языка» (с. 6).

Согласно М. Фуко, исследования дискурсивных практик и дискурсивных ансамблей как их результатов должны показать, каким образом совершаются выборы тех или иных мыслительных ходов, когда одинаковые условия равно допускают прямо противоположные решения. Поскольку «система мышления, «стиль мышления» неразрывно связаны с риторическими кодами, собственно и являющимися сигналами этой системы» (Э. Лассан), плодотворным для изучения СОД является понятийный аппарат лингвориторической парадигмы (А.А. Ворожбитова): термины лингвориторическая картина мира, совокупная языковая личность этносоциума, дискурс-этимоны, дискурс-парадигматика и дискурс-синтагматика, гомогенные и гетерогенные дискурс-тексты и др. Антифашистская публицистика служит ярким примером тому, что в ситуации острой идеологической борьбы, в состоянии полемической мобилизации дискурс-тексты демонстрируют лингвориторическую синтагматику в форме уничтожающей критики ментально-идеологической альтернативы, являясь гетерогенными, т.е. репрезентируя две лингвориторические картины мира.

Общественно-политический дискурс как специфический идейно-содержа-тельный ракурс инвенции – изобретения речи – в своей элокутивной ипостаси, т.е. с позиций языкового оформления, предстает в наиболее органичном для данного содержания виде как политико-публицистический дискурс. С данных позиций в главе охарактеризованы публицистический стиль и газетно-публицистический подстиль, имеющие экспрессивность в качестве конститутивного средства. Ставшее классическим положение В.Г. Костомарова о сочетании стандарта и экспрессии осмысляется в риторических терминах как выражение диалектической взаимообусловленности словесно-логического и эмоционального начал дискурса, которым соответствуют логос и пафос, одушевленные авторским этосом. Публицистический текст газетной статьи правомерно рассматривать как вид ораторской прозы. Это сложное риторическое образование, что проявляется как в содержании текста, отражающего наблюдения над жизнью и включенные в них размышления автора, так и в речевой форме текста как единстве его логической и экспрессивной структуры. Логическая структура выражает суть описанной автором целостной картины жизни, а эмотивность экспрессивной лексики связана с деталями картины и лишь в своей совокупности может пониматься как системно-структурное образование. Экспрессивная лексика в публицистическом тексте несет в себе отпечаток общей логики текста, подчиняется ей и одновременно придает особую выразительность и убедительность, что имеет идеологическую специфику. «Поскольку советизмы создавались в основном официальной пропагандой и внедрялись, «раскручивались» именно через публицистику, их официально-публицисти-ческий фон должен был восприниматься как норма языка, а героика и монументализм как норма жизни. Таким образом, понятие нейтрального в языке Совдепии несколько сместилось. С учетом этого мы были вынуждены снять пометы публ. и офиц. при стилистической квалификации материала» (Мокиенко, Никитина, с. 15. Курсив наш. – З.Х).

В главе рассмотрена специфика газетной публицистики периода Великой Отечественной войны, выявлены жанровые особенности официальной передовой статьи как транслятора советской идеологии, характерные черты данной дискурс-практики. «Тип текста передовая политическая статья представляет собой систему функций, которые образуют совокупное качество – «скрытую директивность» и реализуются в его функциональной структуре, что особенно характерно для российских статей» (Г.В. Кощеева). Газетная публицистика данной эпохи отличается прежде всего небывалым накалом чувств и эмоций, вызванных необходимостью отстоять свое Отечество. Военным временем обусловлены жанровые особенности официальной передовой статьи как «концентрата» советской идеологии: полярность оценок, высокий стиль, пафос, актуализация национальных и гуманистических ценностей, вплавляемых в идеологическую структуру марксистско-ленинской доктрины, персонифицикацией которой является великий вождь и учитель. Ю.А. Бельчиков отмечает, что в коммуникативно-речевой проекции всеобщая ориентация на войну, на сражающуюся армию, на ход военных событий находит свое выражение в публицистической актуализации архаизированной лексики торжественной, «высокой» экспрессии.

На пути «от «парадигмы текстов» к «дискурсной формации» (Э. Лассан) феномен тоталитарного языка, который, имея лингвосоциокультурный характер, неразрывно связан с историей и культурой этноса (Н.А. Купиной), осмысляется в главе сквозь призму экстралингвистической ситуации военного времени. Основной для языка данного типа является функция идеологического предписания – руководство к восприятию социальной действительности, членение последней на идеологические сферы, выработка примитивных принципов оценки. Общие тенденции языкового развития: редуцирование, вытеснение, трансформация константных семантических составляющих идеологии на уровне концепта; создание искусственных идеологем и квазиидеологем; прямолинейная аксиологическая поляризация лексики; развитие антонимических и синонимических рядов, системно закрепляющих идеологические догмы; кодифицирование нетрадиционной для русского языка лексической сочетаемости, отражающей идеологические стандарты. Данные характеристики, выявленные Н.А. Купиной при анализе «Толкового словаря русского языка» под ред. Д.Н. Ушакова, в условиях битвы с фашизмом сыграли положительную роль, будучи главным психологическим орудием всенародной мобилизации и одним из ведущих факторов Великой Победы. Применительно к анализу СОД периода Великой Отечественной войны в главе разработано понятие «языковое сопротивление», обоснован его статус в качестве лингвориторической категории. Как «речевая реакция языкового сопротивления» ранее рассматривались советские политические анекдоты (Н.А. Купина); необходимым является адекватное теоретическое осмысление драматизма языкового сопротивления советского народа смертельному врагу – фашизму – средствами «тяжелой артиллерии» публицистики. При анализе эмпирического материала критерием для применения категории языковое сопротивление служит наличие в едином семиотическом континууме текста лингвориторических репрезентаций, базирующихся на антитезисных дискурс-этимонах – квантах информации, истинной в рамках определенного ментального пространства. Советская и фашистская идеологии в глобальном контексте жизнедеятельности коллективной языковой личности являются взаимно исключающими друг друга, антагонистичными идеологическими конструктами, что ярко демонстрирует корпус передовых статей «Правды».

Во второй главе – «Лингвистические аспекты советского официального дискурса военной эпохи: экспрессия передовой статьи» – определяются пограничные понятия терминологического поля экспрессивности: экспрессия, экспрессивность, выразительность; экспрессивная, аффективная, высокая, экспрессивно-оценочная лексика; патетика, пафос и др. Сопоставительный анализ дефиниций данных понятий показал, что экспрессивные языковые средства определяются в первую очередь как эмоционально нагруженные. В лингвистических работах категории экспрессивности и эмоциональности зачастую отождествляются: экспрессивность как одно из свойств языковой единицы тесно связана с категорией эмоциональной оценки и в целом с выражением эмоций у человека. Соответственно, многие закрепленные системой языка экспрессивные средства, включая тропы и фигуры речи, демонстрируют специфику именно эмоционально окрашенной, или аффективной, речи. Вслед за В.Н. Гридиным мы понимаем под экспрессивностью «совокупность семантико-стилистических признаков единицы языка, которые обеспечивают ее способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи»; под экспрессией речи – «способность выражать психическое состояние говорящего». Экспрессивные языковые средства определяются как выразительные, яркие (изобразительные). Термин «изобразительно-выразительные средства языка», иначе говоря, «тропы и фигуры», переводит нас из чисто лингвистической теоретической сферы в область риторики (раздел «элокуция» – языковое выражение).

Языковая экспрессия в силу неразрывности рационального и эмоционального, объективного и субъективного начал речетворческого процесса трактуется как одна из кардинальных лингвистических проблем и одновременно как один из наиболее размытых лингвистических концептов. Понятие экспрессивности находится в центре внимания целого ряда дисциплин: функциональной и описательной стилистики, семасиологии, прагмалингвистики, риторики и неориторики; теория языковой экспрессии должна явиться, таким образом, синтезом данных всех «парариторических»[2] дисциплин, изучающих речевую выразительность. Междисциплинарный характер создает трудности как в выделении средств экспрессивности, так и в самом определении данного понятия. Спектр реальных эмоций-оценок, чувств-отношений несравненно шире перечня специальных словарных помет, маркирующих эмоционально-оценочные реакции и отношения говорящих к называемым экспрессивами объектам; экспрессивы не передают репертуара эмоций-оценок и чувств-отношений в его полном объеме, при этом экспрессивы с негативными эмоциями-оценками, чувствами-отношениями, чувствами-состояниями значительно преобладают, соответствующих словарных помет больше, чем положительных. Отношения между понятиями эмотивности и оценочности как компонентами экспрессивной семантики лексических единиц отражают сложность взаимоотношений между эмоциями и оценкой на мотивационном уровне языковой личности – субъекта речетворческого процесса.

Понятийно-терминологическую основу классификационных процедур при работе с эмпирическим материалом составили несколько типологий:

Группы эмоционально-экспрессивной лексики (с опорой на концепцию В.Н. Телия): 1) оценочные номинативы, атрибутивы, адъективы и др. (сема оценки в прямом значении); 1а) традиционные экспрессивы (оценочность и экспрессия связаны с традицией употребления); 2) ситуативные экспрессивы (оценочность и экспрессивность в переносном значении); 3) словообразовательные экспрессивы (эмоциональность и экспрессивность выражена аффиксами).

Оттенки эмоционально-экспрессивной окраски слов, распределенные нами по этосному и пафосно-логосному основаниям: 1) этосная классификация базируется на антагонизме добра и зла, любви и ненависти, сострадания и страха: положительные экспрессивы (оттенки: торжественный, возвышенный, риторический, возвышенно-поэтический; эмоциональная оценка одобрения, ласкательности, отчасти шутливости) // отрицательные экспрессивы (оттенки: неодобрительный, презрительный, укоризненный, иронический, пренебрежительно-фамильярный; бранный и др.); 2) в основе пафосно-логосной классификации лежит противопоставление эмоционального и мыслительного начал речи: пафосные экспрессивы – эмоционально-оценочные (пламенный, воин, злодеяние и др.) // логосные экспрессивы – рассудочно-оценочные, рациональные (миссия, главарь, пособник и др.).

Разновидности стилистических помет, маркирующих коннотативное содержание экспрессивных лексических единиц: 1) эмоциональные (ласк., ирон., шутл., ирон.; в расширительном плане – вежл., уважит., почтит., фамильяр.); 2) оценочные (одобр., неодобр., пренебр., презр., уничиж., бран., груб.); 3) эмоционально-оценочные (насмеш.).

В СОД эпохи Великой Отечественной войны максимально непосредственно и ярко репрезентированы базовые риторические эмоции сострадания и страха, любви и ненависти (Аристотель); его лингвориторические параметры детерминированы глобальной антитезой беззаветной любви к социалистической родине и непримиримой ненависти к фашистским захватчикам. «На первом этапе порождения текста активизируется оппозиционный фрейм, устанавливающий отношения между двумя ценностно противопоставленными понятиями» (Э. Лассан).

Эмоционально-экспрессивная сфера семантического поля враг, фашистские захватчики формируется в дискурс-практике военных передовиц с помощью богатой палитры пейоративных экспрессивов. Широко используются оценочные номинативы: (германские) палачи, (фашистский) грабитель, (фашистские) разбойники, стервятники, захватчики, варвары; полчища; нелепость (немецкой теории сезонной стратегии) и др.

Если у многих таких лексем в толковом словаре русского языка С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой нет специальных помет, то в словаре под ред. Д.Н. Ушакова соответствующие «смысловые обертоны» (Б.Н. Ларин) зафиксированы: варвар (разг.); грабитель (ритор.); захватчик (газет.); разбойник (ритор.) Фашистские разбойники[3] ; палач (ритор.). Фашисты – палачи не только трудящихся, но и целых народов. Коннотативное содержание лексем маркировано оценочными пометами в обоих источниках у таких экспрессивов, как (фашистская) гадина, (подлые фашистские) гады, (двуногие) твари и др. (Табл. 1):

Таблица 1. Оценочные пометы в толковых словарях русского языка: сталинская эпоха и современность.

Многочисленны ситуативные экспрессивы: (фашистские) орды, фашистскиие людоеды; яркую экспрессию несут окказионализмы: обергруппенмерзавец, группенмерзавец; частотны традиционные экспрессивы, в том числе с различными трансформациями, например, калифы на час; экспрессивы выступают в роли приложений: генерала-бандита до ефрейтора-бандита, немец-зверь, немцы-преступники.

Для подтверждения единой позиции всего советского народа часто приводятся высказывания того или иного конкретного лица, прежде всего вождя, которые также предельно насыщены экспрессивами. Например: «Наш народ не простит этих преступлений немецким извергам. Мы заставим немецких преступников держать ответ за все их злодеяния!» – указывал товарищ Сталин.

Коммуникативное воздействие на реципиента оказывает именно «целый текст» (М.Н. Кожина) в ситуации его целенаправленного экстралингвистического применения, т.е. дискурс. Каждая передовая статья представляет собой гармонически организованное содержательно-композиционно-языковое единство, в котором лингвистические структуры выступают строевыми элементами риторических микроструктур, из которых, в свою очередь, строится текст как лингвориторический макроконструкт. Взаимно исключающие друг друга, полярные в эмоциональном отношении коннотации «синтаксически разлиты в тексте» (В.Н. Телия) как комплексе сложных синтаксических целых (ССЦ); при этом «коннотации непримиримости», будучи рассеяны по текстовому пространству, дискурс-практике военных передовиц «Правды» в целом, обеспечивают структурную целостность продуктов речемыслительного процесса.

Парадигматику текстового пространства отдельной статьи образуют экспрессивы синонимического характера, многие из которых повторяются. Так, в статье «Смерть немецким извергам!» (20.12.1943) номинатив палачи употреблен 7 раз, сочетание немецко-фашистские мерзавцы – 4 раза в следующем синонимическом ряду: фашистских палачах, немецко-фашистские мерзавцы, немецким извергам, немецких преступников, палачам высшего ранга, бездушные палачи, изощренных садистов, кадры палачей, кровавого главаря, фашистскими палачами, уголовные преступники, кровавые бандиты, гитлеровской бандой, эти палачи, фашистский мерзавец, немец-зверь, от генерала-бандита до ефрейтора-бандита, бандитской клики, презренных преступников.

Еще одна синонимическая парадигма из той же статьи: неслыханных злодеяний, страшных злодеяний, жестокими побоями, массовых убийств, замучены насмерть, нечеловеческих пыток и побоев, зверских истязаний, зверские преступления разбойничье-людоедской политики истребления, неистовых зверствах, садистские эксцессы, бандитское надругательство, это не только надругательство, это – попрание, моривший голодом в лагерях смерти.

В сопоставлении со словарями синонимов выявляется расширение синонимических рядов на текстовом уровне: Палач – изверг – преступник – уголовный преступник – садист – зверь – бандит; Злодеяния – побои – убийства – мучения – пытки – истязания – преступления – истребление – зверство – эксцессы – надругательство – попрание – издевательства – лагеря смерти.

Применительно к врагу ярко представлен спектр таких не отмечаемых обычно оттенков выражения речевых эмоций, как ярость, гнев, ненависть, непримиримость, враждебность, возмущение, негодование, ожесточение, озлобление, неистовство, исступление и др.; данное эмотивное содержание «в виде эмотем входит в когнитивное содержание текста» (С.В. Ионова).

Семантическое поле «мы», «наши», «советские люди» репрезентировано обилием положительно окрашенной эмоционально-экспрессивной лексики различных типов. Результаты исследования показали, что, за исключением отдельных статей, подобных рассмотренной выше, в текстах военных передовиц основной эмоциональный фон создают мелиоративные экспрессивы, моделирующие образ «наших» и выполняющие тем самым функцию «текстообразующей доминанты стилистической организации лексико-фразеологических единиц книжной речи в композиционно-речевой структуре публицистических произведений» (Ю.А. Бельчиков); отдельными вкраплениями представлен пейоративный экспрессивный полюс врагов. Преобладание положительных экспрессивов, очевидно, призвано обеспечить мобилизующе-вдохновляющий эффект публикаций. Далее приведены положительные и отрицательные экспрессивы из одной статьи в порядке их появления в тексте (Табл. 2):

Таблица 2. Количественное соотношение положительных и отрицательных экспрессивов в статье «Все силы народа – на разгром врага» (4.07.1941).

Как видим, фактически вся нейтральная лексика, относящаяся к семантическим полям двух враждебных лагерей, – обозначения страны, народа, национальности и др. – также приобретает в контексте адгерентную экспрессию мелиоративной и пейоративной эмоциональной окраски.

СОД эпохи схватки с фашизмом изобилует возвышенной лексикой, в первую очередь славянизмами: сыны, творить, карающая рука, попрать, посягнувший, лютая смерть, караемые смертной казнью и др. Многочисленны фразеологизмы: поперек горла, держать под пятой, черное дело, развеять в прах, вооруженные до зубов, обагрены кровью и др.; частотны онимы, прежде всего персонимы (Сталин, Ленин) и топонимы (обозначения мест военных событий). В целом советский официолект военного периода предельно насыщен экспрессивами, которые моделируют необходимый ракурс восприятия многомиллионной читательской аудитории, расставляют акценты в коллективном языковом сознании советского народа, стимулируя базовые эмоции сострадания и страха, любви и ненависти и мобилизуя массы на самоотверженную борьбу с врагом.

В третьей главе – «Риторические аспекты дискурс-практики военных передовиц «Правды» – анализируются теоретические проблемы элокуции; тропы и фигуры рассматриваются в качестве особых семиотических единиц вербализации результатов речемыслительного процесса. Риторические фигуры в широком значении включают тропы как фигуры мысли, однако в конкретике анализа термин фигуры обычно употребляется в узком значении – синтаксические конструкции, обеспечивающие выразительность речи.

Анализ эмпирического материала показал, что все выявленные нами тропы нанизываются на глобальную фигуру антитезы, выполняя главную функцию – наглядно, образно и ярко противопоставить антагонистические идеологии, военные действия противников:

«Наши». Эпитеты: величайшее ожесточение сопротивления советских людей, самоотверженная борьба партизан, могучий энтузиазм, невиданное единство советского тыла, свободолюбивый дух, великий, непоколебимый в своем национальном достоинстве русский народ; великое и могучее народное ополчение; славный отпор, великая и грозная сила, непоколебимая решимость; могучее колхозное крестьянство, героические отряды партизан и др.; метафоры: Перед лицом нависшей опасности снова поднимается стеной народ; Огромным патриотическим воодушевлением дышат клятвы; Красная Армия – это цвет советского народа, его прекрасная молодость, его мужественная зрелость; Красная Армия – плоть от плоти и кровь от крови советского народа; Ее подвиг золотыми буквами вписан в летопись человечества; (война) показала, какие могучие источники животворного советского патриотизма ключом бьют в нашей стране и др.

«Враги». Эпитеты: роковой провал, жестокая расплата, чудовищные преступления, коварный враг, беспредельная мерзость и гнусность геббельсовской пропаганды, нахально разнузданный вой, авантюрист Гитлер, черная инквизиция; (враг) зазнавшийся; зазнавшийся и хвастливый; разбойничий фашистский набег; разбойничья мечта; подлые немецкие захватчики, хвастливые немецкие пропагандисты и др.; частотны эпитеты – словообразовательные экспрессивы: злейший враг, окказионализмы: разбойничье-людоедская политика истребления; уничижительные атрибутивы иронического характера: сумасбродные стратегические планы; гитлеровская дефективная стратегия; метафоры: Горела земля под ногами у захватчиков; Сила огромной военной гитлеровской машины была подорвана; Разбиты вдребезги грязные фашистские мечты; Огнем и железом она (Красная Армия) выжигает язву фашизма и др.

Достаточно частотна метонимия, в частности, на основе связи понятий «солдаты – армия», «жители – страна, город»: Родная Красная Армия слышит горячие патриотические голоса, находит в них действенную поддержку; Страна в глубоком волнении слушала И.В. Сталина. Многочисленные топонимы в составе метонимий обеспечивают риторическое выдвижение и пространственную глубину инвенции СОД. Так, в статье «День великой победы нашего народа» (12.05.1945) находим: Киев, Минск, Баку, Тбилиси, Ташкент, Ашхабад, Сталинград, Рига, все столицы советских республик, все их города радовались, ликовали, как Москва; Белград и София, Варшава и только что освобожденная Прага разделяют с нами торжество великой победы.

Риторическая актуализация осуществляется путем перманентной конвергенции – «схождения в одном месте пучка стилистических приемов» (И.В. Арнольд), генерирующей «комплексные тропы»: в разнообразные сочетания вступают эпитеты, метафоры, гиперболы, градации, сравнения: жестокий, жадный, коварный германский хищник; простые, сердечные, в глубину души проникающие слова любимого вождя народов товарища Сталина; Поныне живет в памяти народной слава этого войска, выросшего словно из земли, и нанесшего сокрушительный удар зазнавшемуся и хвастливому врагу; Зарвавшийся враг чувствует себя в тылу, как в осажденной крепости.

В психолингвистическом аспекте активное использование изобразительных языковых средств целенаправленно программировало характер восприятия коллективной языковой личности с учетом конечной прагматической цели СОД – поднять моральный дух советского народа. Результаты анализа показали, что изобразительность СОД в передовых статьях газеты «Правды» обеспечивается прежде всего эпитетами, особенно устойчивыми (клише), имеющими большой суггестивный потенциал; далее по относительной частотности располагаются метафоры, сравнения, гиперболы, метонимии. Тропы в передовицах данного периода выполняли функцию важнейшего вербально-семантического средства формирования мировоззрения и сверхмобилизации коллективного реципиента в экстралингвистической ситуации военных действий; благодаря им эмоционально насыщенно и максимально рельефно предстают в воспринимающем языковом сознании образы защитника Отечества и ненавистного врага.

Лексические экспрессивы и тропы в текстовом пространстве военной передовицы служат наполнителями многочисленных риторических фигур – синтаксических конструкций, усиливающих выразительность речи. Нами были выделены семантико-синтаксические фигуры, основанные на соотношении значений слов – понятий (антитеза, градация, инверсия, эллипсис); синтактико-регулятивные – повтор одинаковых элементов, облегчающий слушание, понимание и запоминание речи (анафора, эпифора, параллелизм, период, полисиндетон); коммуникативно-диалогические – приемы диалогизации монологической речи, привлекающие внимание реципиента (обращение, риторический вопрос, вопросно-ответный ход, восклицание и др.).

Среди семантико-синтаксических фигур ведущую роль играет глобальная антитеза, которая, как было показано выше, служит общей идеологической основой, инвентивной сеткой, речемыслительной канвой для комбинирования остальных видов тропов и фигур. В ситуации военной схватки антитеза доминирует на всех уровнях реализации речемыслительного процесса: советского дискурса в целом, данной дискурс-практики, отдельной передовой статьи, ССЦ, предложения, его части. Так, антитезисный тип дискурс-синтагматики может выступать средством организации ССЦ, предложения:

Пусть знают эти палачи, что им не уйти от ответственности за свои преступления и не миновать карающей руки замученных народов.

Никуда не скроются гитлеровские бандиты. Даже на краю света настигнет их карающий меч правосудия (цитируются слова Сталина).

Германия, тщетно пытавшаяся поставить перед собой на колени все человечество, сама поставлена на колени Красной Армией.

Антитеза может использоваться и для внутренней организации семантических полей «наши» / «враги»: Героизм фронта смыкается с героизмом тыла; Им обещали новую военную прогулку. Они нашли смерть и могилы на советской земле.

Градация, как правило, восходящая, является частотным выразительным средством СОД, обеспечивающим повышение эмоциогенной тональности. Примеры восходящей градации – субстантивной и адъективной:

Готовность отстаивать свободу, независимость и честь народа до последней капли крови; пламенные чувства любви к Родине, к партии большевиков, к великому Сталину; Страшные, незабываемые, леденящие кровь картины прошли перед судом; Ибо наша победа – это победа Сталина. Его зоркий взор, его великая мудрость, его железная воля, его беспредельная любовь к народу вдохновили Красную Армию и весь народ на Великую Отечественную войну...

Фигура нисходящей градации обладает не меньше выразительной силой: Под ураганным огнем советской артиллерии, от всесокрушающей силы наших бомб, под свинцовым пулеметным ливнем, под гусеницами танков, от глубинных бомб, от славной красноармейской винтовки и штыка уже погибли сотни тысяч врагов.

В основе синтактико-регулятивных фигур лежат повторы разных видов, которые комплексно используются на уровне предложения, ССЦ, текста. При этом весьма частотна анафора, например:

Есть справедливость. Есть совесть народов и, главное, есть сила, более могучая, чем сила гитлеровской военной машины. Есть сила, неиссякаемая, непреодолимая, которая может обеспечить, уже обеспечивает и обеспечит торжество справедливости и чести и осуществление сурового возмездия.

Эта сила – Красная Армия, которая громила немцев под Москвой, под Сталинградом, на Днепре и будет громить гитлеровские орды до полного их разгрома.

Процесс в Харькове показал, что измученные народы Европы дождутся и скоро дождутся часа расправы над всей гитлеровской бандой. Уже сбываются и еще сбудутся в полной мере пророческие слова товарища Сталина…

Для «коммунистического дискурса» характерен «дискурсный ритуал непрерывности» (Ж. Куртин) репрезентации той или иной идеи по линии прошлое – настоящее – будущее, который упрощает «подлинную сложность общественного бытия», «создает ощущение неизбежного поражения Чужого / Другого, ибо его поражение – закон, действующий в Вечности». Подчеркнем, что в рассматриваемый исторический период данный прием (см. выше: громила и будет громить до полного разгрома; дождутся и скоро дождутся; уже сбываются и еще сбудутся), будучи одним из средств выражения футуральности в информационно-вербальной структуре текста, был вполне этически оправдан в политико-публицистическом дискурсе главного печатного органа государства: он оказывал укрепляющее морально-психологическое воздействие на коллективную языковую личность, вселяя в массы веру в неизбежность Победы.

В различных формах в ССЦ используется синтаксический параллелизм, как с прямым порядком слов (см. выше), так и с обратным, например, сказуемое в препозиции к подлежащему (Откликаются ветераны гражданской войны. Воскресает молодость их. Загораются ярким пламенем глаза; Уничтожен очаг мракобесия, дикого насилия, разбойничьих замыслов против независимости народов. Разгромлена гитлеровская Германия – зловещий центр и оплот международной реакции); инверсионный параллелизм с препозицией ремы (Поперек горла стала тогда врагу украинская пшеница. Дорого он заплатил за свой грабеж; Не испугали украинских крестьян ни германские генералы, ни германские палачи. Горела земля под ногами у захватчиков) анафорический параллелизм (Нет места для беспечности и благодушия. Нет места и для слабости); параллелизм грамматических форм в рамках предложения (Не видать фашистскому грабителю советского хлеба, не пользоваться урожаем колхозных полей, взращенным честными трудовыми руками!).

Как средство внутрифразовой организации активно применяется полисиндетон. Многосоюзие обеспечивает мощную риторическую амплификацию инвентивного характера, что происходит, в частности, за счет нанизывания придаточных предложений. Так, два абзаца приводимого ниже ССЦ являются однотипными сложноподчиненными предложениями объектно-изъяснительного типа с последовательным подчинением. В первом 6 придаточных, во втором – 3, так что подчинительный союз что повторяется 9 раз. Это своего рода «психолингвистическая атака» на реципиента, цель которой – в корне подавить саму возможность каких-либо сомнений в истинности транслируемой информации:

Печать ряда стран отмечает, что русская тяжелая артиллерия отлично стреляет и имеет хорошие снаряды, что красноармейцы проявляют в боях исключительное упорство и мужество, что бойцы Красной Армии даже в самой трудной обстановке не сдаются, а сражаются до последнего патрона, что они применяют военные хитрости, неожиданные для противника, что советские воины не боятся смерти, что даже тяжело раненые красноармейцы продолжают сопротивление.

Некоторые органы иностранной печати заявляют, что с таким мужественным и храбрым противником германская армия встречается впервые, что бои повсюду ведутся с ожесточением и упорством и что русские военно-воздушные силы атакуют врага с величайшей храбростью.

Данный фрагмент является одним из многочисленных примеров типичного для СОД приема «вдалбливания информации» читательским массам, при котором не может не быть достигнут запланированный прагматический эффект. В условиях эмоциональной напряженности рецепции в военное время, особенно в начальный период вероломного вражеского вторжения, поданная подобным образом информация попадала в фокус обостренного внимания коллективной языковой личности реципиента не только к содержанию, но и к форме всех официальных правительственных сообщений.

Фигура асиндетона также широко используется в СОД, привлекая внимание реципиента амплификационным усилением фактологической насыщенности, яркостью конкретных деталей рисуемой в тексте панорамы грозной битвы:

И в прах рассыпались перед ними вооруженные до зубов армии, оснащенные артиллерией, танками, самолетами; Сокрушительными ударами по врагу Красная Армия расчищает себе путь в захваченную немцами Белоруссию, освобождает Смоленщину, пододвигает свой фронт вплотную к Гомелю, Витебску, Могилеву.

Среди коммуникативно-диалогических фигур в корпусе военных передовых статей «Правды» широко представлены восклицательные предложения – традиционные выразители эмоциональности и экспрессии, оформляющие риторическую патетику публицистической вербализации референта в качестве типологического признака данного функционального стиля. Приведем примеры восклицательных заголовков статей за 1943 г. (Табл. 3):

Таблица 3. Великая Отечественная война в зеркале восклицательных заголовков передовых статей газеты «Правды» (1943 г.).

Типичным приемом является употребление восклицательного предложения в качестве концовки абзаца, например: Четырехкратные попытки оголтелых фашистских стервятников произвести массовые налеты на нашу красную столицу неизменно кончаются провалом. Провал неизбежен для всей гитлеровской авантюры!

Для диспозитивной организации передовиц «Правды» характерно оформление концовок статей в форме призывов, в том числе многократных, например:

Слава героям!; Вперед, за наше правое дело!; Выше революционную бдительность! Уничтожать шпионов и диверсантов! Смерть фашистским гадам!

Риторическая форма призыва максимально фокусирует мобилизующие импульсы психической энергии, воедино сливающие в коммуникативном круге языковую личность продуцента и реципиента антифашистского дискурса.

Приведем комплекс восклицательных конструкций заключительного ликующего аккорда статьи «Знамя победы водружено над Берлином!» (3.05.1945):

Слава нашей Родине!

Слава победоносной Красной Армии! Слава соединениям и частям, получившим наименование «Берлинских»!

Слава нашей большевистской партии!

Слава нашему мудрому вождю, Верховному Главнокомандующему великому Сталину!

Таким образом, разнообразные экспрессивы, риторические тропы и фигуры в СОД эпохи Великой отечественной войны, представленном таким ярким жанровым образцом, как передовая статья газеты «Правды», выполняли следующие основные функции: 1) наглядного изображения двух антагонистических идеологий, сражающихся лагерей, смертельного характера военного противостояния; 2) программирования характера восприятия информации коллективным реципиентом, необходимого для конечной победы; 3) подъема морального духа, воодушевления миллионов читателей и мобилизации всех психологических резервов советского народа для беспощадной битвы с врагом. Проанализированные в диссертации примеры вполне иллюстрируют лингвистические и риторические аспекты репрезентации категории языкового сопротивления в речемыслительном процессе, образующем «коммуникативный круг» массовой коммуникации; этос продуцента СОД непосредственно трансформируется в этос реципиента благодаря насыщенной палитре пафосных средств. Экспрессивы и тропы разных типов служили средством наглядно-образной экспликации советской и фашистской идеологий, репрезентируя базовую антитезу «наши» // «враги» и организуя ментальное пространство жизнедеятельности коллективной языковой личности в жестких рамках идеологического противоборства; при этом многочисленные, в том числе расширенные, синонимические ряды формируют специфическую парадигматику текста отдельной передовой статьи и корпуса текстов данной дискурс-практики. Риторические фигуры, оформляющие экспрессивы и тропы на синтагматическом уровне, играли роль катализаторов мощного пафоса, высокой патетики СОД, средства психологического подъема, воодушевления коллективной языковой личности реципиента.

Частотность стандартных клише официальной фразеологии военной эпохи (советского официолекта) в сравнении с богатой тропами, ярко индивидуализированной военной публицистикой признанных мастеров слова – И. Эренбурга, А. Толстого, Л. Леонова и др. (советского публиолекта), на первый взгляд, низводит дискурс газетных передовиц до уровня «идеологического канцелярита»; в то же время предельная насыщенность экспрессивами, тропами и фигурами, их избыточность, перманентная конвергенция, обеспечивающая риторический эффект выдвижения, позволяют говорить о феномене «идеологизированной орнаменталистики». В ситуации битвы с фашизмом клише и штампы советской партийной идеологии возвращают свою первозданную эмоциональную образность, оказывая в силу их повышенной концентрации значительный суггестивное воздействие на коллективную языковую личность реципиента. В соответствии с психориторическим «законом края» диспозитивная организация передовых статей отличается повышенной экспрессией заголовков, первых и заключительных абзацев. Все лингвориторические параметры СОД военный передовиц «Правды» – этосно-мотивационно-диспозитивные, логосно-тезаурусно-инвентивные, пафосно-вербально-элокутивные – подчинены одной коммуникативной сверхзадаче: внедрить психоэнергетический заряд сопротивления в структурные компоненты коллективной языковой личности реципиента на всех уровнях, поставить его в активную речемыслительную позицию продуцента рецептивного дискурса-интерпретанты, характеризуемого гиперэкспрессией яростной непримиримости.

В заключении подведены основные итоги исследования и намечены его перспективы: анализ лингвориторических параметров дискурс-практик передовых статей других периодов развития российского государства, например, «эпохи застоя», «перестройки», уточнение представлений об особенностях менталитета коллективной языковой личности на разных этапах развития российского государства; теоретическая разработка понятия языковой личности применительно к анонимному автору (-ам) передовой статьи как групповой общности, собирательной категории и рассмотрение в связи с этим проблемы наличия / отсутствия идиостиля в жанре политизированной передовицы.

Основные положения диссертации отражены в ряде публикаций (5,2 п.л.):

1. Экспрессия официального советского дискурса периода Великой Отечественной войны: лексический уровень // Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах: Матер. 7-й Междунар. науч.-метод. конф., г. Сочи, 16–18 сент. 2004 г.: В 2 ч. Ч. 2. – Сочи: РИО СГУТиКД, 2004. – С. 156–159.

2. Тропы как механизмы речемыслительной деятельности (на материале военных передовиц периода войны с фашистской Германией) // Там же. – С. 173–176.

3. Общественно-политический дискурс как объект исследования в языкознании // Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах: Матер. 8-й Междунар. науч.-метод. конф., г. Сочи, 20–22 сент. 2005 г.: В 2 ч. Ч. 2. – Сочи: РИО СГУТиКД, 2005. – С. 159–161.

4. Газетная публицистика и жанр передовой статьи как лингвориторические феномены, их особенности в период Великой Отечественной войны // Там же. – С. 161–164.

5. Лингвориторические параметры изучения советского официального дискурса периода Великой Отечественной войны (на материале передовиц газеты «Правда») // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 6 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. – Сочи: СГУТиКД, 2005. – С. 114–120.

6. Теоретико-методологические основы изучения официального советского дискурса периода Великой Отечественной войны (на материале передовиц газеты «Правда») // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 7 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. – Сочи: СГУТиКД, 2005. – С. 100–108.

7. Языковая экспрессия как константа межкультурной коммуникации: газетно-публицистический стиль // Научно-методическое обеспечение преподавания иностранных языков на неязыковых факультетах в свете теории и практики межкультурной коммуникации. № 2: Матер. I Всерос. науч.-метод. конф. – Майкоп: Изд-во АГУ, 2006. – С. 153–161.

8. Тропы как объект изучения в лингвистической и риторической теории // Гуманитарные науки: исследования и методика преподавания в высшей школе: Матер. IV Всерос. науч.-метод. конф., г. Сочи, 19–20 мая 2006 г. / Отв. ред. А.А. Черкасов. – Сочи: РИО СГУТиКД, 2006. – С. 192–196.

9. Опыт методической интерпретации материалов лингвориторического исследования передовиц «Правды» периода Великой Отечественной войны // Там же. – С. 196–199.

10. Базовые риторические эмоции в языке газетных передовиц периода Великой Отечественной войны // Научно-образовательный и прикладной журнал «Известия высших учебных заведений». Северо-Кавказский регион. Серия «Общественные науки». Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц. – 2006. Спецвыпуск. – С. 101–106.

11. Риторические фигуры как приемы эффективной речемыслительной деятельности языковой личности // Научно-методическое обеспечение преподавания иностранных языков на неязыковых факультетах в свете теории и практики межкультурной коммуникации. №3: Межвуз. сб. науч. тр. – Майкоп: Изд-во АГУ, 2007. – С. 157–162.

12. «Языковое сопротивление» как лингвориторическая категория (на материале советского официального дискурса эпохи Великой Отечественной войны) // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 8 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. – Сочи: СГУТиКД, 2007. – С. 120–127.

13. «Идеологическая орнаменталистика» советского официолекта эпохи битвы с фашизмом // Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 8 / Под ред. проф. А.А. Ворожбитовой. – Сочи: СГУТиКД, 2007. – С. 128–136.