Реферат: Загадочный канон Рамоса де Парехи

С.Лебедев

Историк, изучающий музыкальную культуру в ее совокупности, не может игнорировать любые свидетельства этой культуры, если такие свидетельства способны приблизить нас к адекватному восприятию музыки, что представляет настоящую проблему особенно в отношении удаленных от нас эпох. Вспомним хотя бы нотную рукопись "Летнего канона" (XIII век, Англия), которая содержит уникальные свидетельства музыкальных терминов rota и pes, да и вообще ключ к пониманию техники многоголосной композиции.

Более того, разностороннего изучения нотных текстов и других носителей старинной информации недостаточно. Анализируя нотный источник, мы должны также дать толкование текста, а его-то как раз старинные писатели нередко облекают в странную, загадочную форму.

***

Флорентийская рукопись из Центральной национальной библиотеки MS Banco Rari 229 содержит на листе fol. III v художественную миниатюру, степень необычности которой выделяет ее даже среди прочих иллюминированных рукописей своего времени[1].

Внизу на красном полотне, которое держат херувимы, золотыми капитальными буквами записан следующий латинский текст[2]:

Omnibus hoc vitium est cantoribus, inter amicos ut nunquam inducant animum cantare rogati, iniussi nunquam desistant.

Это точная цитата из третьей Сатиры (Sermones, Lib.I, 3) Горация, которая в переводе М.Дмитриева звучит так:

Общий порок у певцов,

Что в приятельской доброй беседе,

Сколько ни просят их петь,

Ни за что не поют; а не просят —

Пению нет и конца!

Как тут не вспомнить известную статью Ю.Н.Холопова о каноне[3], где приводятся несколько блистательных "инструкций" такого же рода:

Qui se exaltat humiliabitur ("Возвышающий себя да унизится"; петь в инверсии, указание на полифоническую технику);

Noctem in diem vertate ("Обратите ночь в день"; все черные ноты петь как белые, еще одно указание на композиционную технику);

Descendat in profundum quasi lapis ("Пусть упадет в пропасть как камень"; петь октавой ниже записанного).

Смысл загадочного "наставления" Горация во флорентийской рукописи очевиден: перед нами — образец бесконечного канона.

В центре листа, на густом синем фоне расположен закрученный в круг пятилинейный нотный стан с хорошо читаемой "белой" нотацией. По сторонам окружности, строго ориентированные по частям света, расположены изображения четырех ветров: сверху Восток (oriens), справа Юг (meridio), снизу Запад (occidens), слева Север (septentrio). Четыре ветра, подписанные четырьмя сторонами света, воспринимаются в контексте этой рукописи символически: "круговая" музыка имеет что-то от бесконечности универсума, она гармонична и цельна как само мироздание. Кроме того, ветры выполняют, так сказать, и более утилитарную функцию: они дуют точно на начальные ноты вступления четырех голосов канона.

Главный музыкальный вопрос, который мы должны решить: что считать пропостой канона? Ответ диктует художественная композиция миниатюры: наиболее выгодно расположен Ориент (Восток) — его изображение находится на самом верху. Он и прорисован лучше других ветров. И самое главное, пожалуй, что только у него одного в руке морская раковина, своего рода средневековый "мегафон", дающий усиление звука. Это и есть старт канона[4].

Единственная и главная трудность транскрипции — отсутствие в рукописи ключевых обозначений. Нас интересует с точностью, как же петь канон, как обеспечить стройность и благозвучность "вертикальной" гармонии? Разъяснение композиционных, ладомелодических и прочих особенностей исполнения находится внутри круга.

Золотыми буквами на глубоком синем фоне читаем следующую инструкцию, опять же по-латыни:

Sive lidium in sinemenon sive ypolidium [in] diazeugmenon per quatuor quartas ducas renovando dulcem harmoniam intra diapason senties melodiam bene modulando.

Здесь четыре места, которые нуждаются в дополнительном толковании:

Sive lidium in sinemenon sive ypolidium [in] diazeugmenon. Термины synemenon/diazeugmenon, хорошо знакомые нам по Совершенной системе древних греков[5], в средневековых текстах однозначно указывают на миксодиатонику: имеется в виду вне всяких сомнений дуализм двух "B": b-круглого и #-квадратного. Автор рукописи инструктирует нас, что пение канона в лидийском ладу требует добавления b-круглого (по-нашему, си-бемоль). Если же исполнять канон в транспозиции, в гиполидийском ладу, то можно петь и через #-квадратное (наш си-бекар);

dulcem harmoniam intra diapason senties; диапазон мелодии во всех четырех отрезках замечательным образом укладывается в пределы октавы (diapason), ни разу не выходит за пределы f-f 1 в нетранспонированной ("лидийской") расшифровке;

per quatuor quartas renovando; конечно, выражение per quatuor quartas ни в коем случае не надо понимать как указание на размер 4/4 и не в смысле "четырех кварт" (как это делает один из исследователей рукописи Howard Brown[6]). Как известно, в Средние века существовало две номенклатуры в обозначении интервалов ("диастемологии") — латинизированная греческая, которая показывает количество интервала (например, diapason), и родная латинская, которая показывает ступенную величину, считая от коренного тона (например, octava [vox]). Однако кажется маловероятным, чтобы автор в рамках короткой инструкции смешивал обе терминологии. Для меня несомненно, что в рассматриваемой флорентийской рукописи quarta подразумевает pars (букв. "четвертая часть"),— речь идет о четырех четвертях "цельномелодической" линии канона, о четырех ее отрезках;

melodiam bene modulando; определение музыки как искусства или науки ладного пения/исполнения известно со времен Августина Блаженного — об этом многократно писалось в научной литературе. В нашем контексте bona modulatio следует понимать как правильное, то есть размеренное в правильных интервалах, благозвучное, ладное (в широком и узком смыслах) исполнение мелодии.

Дадим теперь смысловой (толковательный) перевод инструкции внутри круга:

Если в каждом из четырех голосов, периодически их возобновляя, ты возьмешь в лидийском ладу си-бемоль или в гиполидийском ладу си-бекар, то почувствуешь сладкую гармонию в пределах октавы, при том что будешь исполнять мелодию ладно.

Как было сказано, ключей в каноне нет, но только что рассмотренное наставление делает ясным мелодическое положение мелодии и без ключей.

Тактированная расшифровка канона (показаны вступления четырех голосов) полностью приведена в Нотном приложении к журналу (см. с. 30-31).

И наконец, между центральным текстом, вписанным внутрь круга, и закрученным в кольцо нотоносцем мы читаем (по часовой стрелке, начиная с "востока"): MUNDUS ET MUSICA ET TOTUS CONCENTUS BARTOLOMEUS RAMI, что в русском переводе звучит так: МИР И МУЗЫКА И ПОЛНАЯ ГАРМОНИЯ БАРТОЛОМЕО РАМОСА. Речь идет, несомненно, о знаменитом теоретике XV века, полное имя которого — Бартоломео Рамос де Пареха.

Ramos (Ramis, Ramus) de Pareja — испанский музыкант эпохи Возрождения, родился около 1440 г., умер после 1491 г. Преподавал в универсетете г.Саламанка. В 1472 году переехал в Италию, где жил сначала в Болонье, а затем (с 1484 года) — в Риме. Написал большой трактат под названием «Практическая музыка» (Musica practica), который был опубликован в Болонье в 1482 году. Переиздание инкунабулы с научными комментариями осуществил в XX веке Иоганн Вольф[7].

Рамос был известен своей энциклопедической образованностью не в меньшей степени, чем эксцентричностью своей натуры, что вполне соответствует внешнему виду и глубокому смыслу нашего иллюстрированного памятника. Через века Рамос играет с читателем, облекая все свои значимые мысли — художественные, текстовые и музыкальные — в шифрованную форму, заставляет читателя продираться сквозь забавные загадки. Вместе с тем, "общая подача материала" (если можно так выразиться) вполне серьезна, и даже глобальна: само заключение музыки в фигуру круга, которая традиционно символизирует картину мироздания, сообщает творению Рамоса некий элемент торжественной грандиозности, эстетическое совершенство. Totus concentus Рамоса "гармоничен" в высшем, философском смысле этого слова[8]. Одновременно заметим, что близкое выражение omnis concentus Рамос в своем трактате употребляет и в узком, специфически музыкальном смысле: речь идет о консонансе, обнимающим все остальные, входящие в него интервалы (потому и omnis), то есть интервал октавы[9].

Принимая во внимание прямое указание на авторство в рукописи, а также все упомянутые выше теоретические соображения, мы вполне можем считать бесконечный канон во флорентийской рукописи Banco Rari 229 музыкальным сочинением Рамоса де Парехи,— сочинением, заключенным в блестящую "мультимедийную" форму.

Список литературы

[1] Цветная репродукция — в книге Х.Бесселера/П.Гюльке, в MGB III/2 "Schriftbild der mehrstimmigen Musik", S.125.

[2] Здесь и далее мы безоговорочно расшифровываем контракции и суспензии, типичные в записи старинных латинский рукописей.

[3] Холопов Ю.Н. Канон. Генезис и ранние этапы развития // Теоретические наблюдения над историей музыки.— М., 1978.— С.127–157.

[4] Центральное значение Ориента "проглядел" Бесселер, который в своей расшифровке канона Рамоса в MGB считает пропостой канона отрезок, начало которому задает Северный ветер (MGB, S.124, unten).

[5] У греков: тетрахорд соединенных (synemmenon), тетрахорд разъединенных (diezeugmenon).

[6] Brown H.M. A Florentine Chansonnier from the Time of Lorenzo the Magnificent.— The Univ. of Chicago Press, Chicago & London, s.a.

[7] Wolf Johannes, Musica practica Bartolomei Rami de Pareja, 1901.

[8] Можно подписаться под каждым словом Ховарда Брауна, который отмечает эстетическое совершенство рукописной композиции: "The interplay of ideas evoked in the frontispiece of Florence 229 is perfectly realized in a combination of visual and musical imagery" (Brown, p.22).

[9] ...diapason..., quod est per totum vel de toto latine, quoniam omnis concentus, quam symphoniam Graeci dicunt, et omnes harmoniae differentiae intra ipsam continentur. (Musica practica, pars 1, tr.1, cap.3). Или тут: Dictum est totum corpus musicae unam esse diapason, quae vocibus octo constat (Musica practica, pars2, tr.1, cap.1).