Реферат: Земщина

Минаков А. Ю.

"Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности (стар. - клевета), угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешительной..." - такими словами выразил суть западнического либерального и чрезвычайно близкого к нему революционного воззрения на историю России замечательный русский мыслитель Алексей Степанович Хомяков. Написано сие было в 1839 году, но с тех пор основные положения прогрессистского Агитпропа остались незыблемыми: нигилизм и национальный мазохизм, перерастающий в болезненную русофобию являются почти непременными составляющими передовой общественной мысли и по сей день.

Мы не случайно процитировали именно Хомякова. Он, консерватор-традиционалист, основоположник так называемого "славянофильства", одним из первых задался целью при помощи исторических, философских и богословских аргументов обосновать цельное и непротиворечивое учение о самобытных началах русской жизни, о цивилизационных особенностях исторического пути России, обо всём том, что отличало нас испокон веков от Запада и Востока.

Возражая "клеветникам России" Хомяков вопрошал: "Хорошо!.. Была же грамотность и организация в сёлах: от неё остатки в сходках и мирских приговорах, которых не могли уничтожить ни власть помещика, ни власть казённых начальств. Что делать нам с явными свидетельствами об городском порядке, о распределении должностей между гражданами, о заведениях, которых цель была облегчать сколько возможно, низшим доступ к высшим судилищам? Что делать с судом присяжных, который существовал бессомненно в северной и средней России, или с судом словесным, публичным, который и существовал везде и сохранился в названии советского суда, по форме прекрасного, но неполного учреждения? Что делать с отсутствием крепостного права...? Что с равенством, почти совершенным, всех сословий, в котором люди могли переходить все степени службы государственной и достигать высших званий и почестей?" Эта система, утверждал Хомяков, "представляет нам явные доказательства своего существования в распространении России, восторжествовавшей над столькими и столь сильными врагами, а дружба власти с народом запечатлена в старом обычае, сохранившемся при царе Алексее Михайловиче, собирать депутатов всех сословий для обсуждения важнейших вопросов государственных".

Боимся, что большинство наших современников не смогут понять, о каких фактах и явлениях русской жизни XVI-XVII веков толкует Хомяков. Здесь чуть не каждая строчка нуждается в развёрнутом комментарии.

Опустив несущественные детали, скажем, что у Хомякова в процитированном фрагменте речь шла преимущественно о "земщине" или "земстве" - традиционной самобытной форме национального самоуправления, просуществовавшей несколько веков и позволявшей решать самые насущные и острые проблемы русской жизни. Это была целостная система национально-государственной инициативы: от волостного крестьянского "мира"-общины - до общенациональных Земских Соборов, своими "приговорами"-решениями определявших исторический путь русского народа.

Для начала определимся с терминами. По Далю "земство" - то, что идёт от "земли", от крестьянства, выбранные "землёй" люди. Под "земщиной" же современные историки чаще всего понимают земли, не вошедшие при Иване IV Грозном в "опричнину", то есть территорию, на которой царь искоренял "боярскую крамолу". Но у слова "земщина" есть и ещё одно значение: земцы в совокупности. Именно в этом значении мы и будем использовать это слово.

Существует устойчивый стереотип: самодержавная монархия-де была царством тирании, произвола, татарщины, кнутобойства, тысячелетнего рабства и пр.. Между тем, земская Русь возникает при первом Самодержце, Иване IV (в 1547 году именно он первым был венчан на царство, принял титул Царя). При нём началась эпоха грандиозных преобразований, затронувших важнейшие сферы русской жизни. В 1550 году был составлен Судебник - свод законов, который законодательно оформил земское начало на Руси. До этого в городах и волостях государевы "кормленщики" (за службу они получали от населения "кормы" - натуральные или денежные повинности), поставленные сверху, постепенно заменялись выборными "лутчими" людьми, которые были "добры и прямы и всем крестьянам любы". В 1556 году "кормления" были вовсе отменены и воеводы стали разделять власть на местах с губными и земскими старостами. Старосты занимались разбором уголовных дел, раскладкой податей, ведали городским хозяйством, развёрсткой земли, то есть основными нуждами посадских и уездных людей. Черносошные крестьяне, посадские, служилые люди, словом, "земщина", выбирали "целовальников" (то есть присяжных заседателей в судах, которые давали присягу на честность, "целовали крест"), без которых не мог состояться ни один суд. Администрация не имела право арестовать человека, не получив на то согласия старост и целовальников, в противном случае те могли и взыскать с воеводы за "бесчестье" и освободить арестованного. Кроме того, земщина имела далеко не формальное право жаловаться государю на управителей.

Здание земщины увенчивалось Земскими Соборами, созываемыми по инициативе самодержца для совета по важнейшим вопросам русской жизни. Эпоха Земских Соборов продлилась свыше века (1550-1653 годы), но оставила глубокий след в национально-государственном сознании.

Таким образом, выборное начало отнюдь не противоречило монархическому принципу, напротив, земщина как раз оформляется одновременно с появлением самодержавия. В их работе принимали участие наряду с царём, боярской Думой и иерархами Церкви - "Освящённым Собором" - выборные люди с мест от всех сословий. Соборы решали вопросы войны и мира, осуществляли, в случае необходимости, земский выбор монархов (первым избранным самодержцем был Борис Годунов (1598 год)) и т. д..

Наиболее ярко деятельность земщины и практика Земских Соборов проявились в эпоху Смуты начала XVII века. Именно земщина и решила исход этой страшной гражданской войны, сопровождавшейся иностранной интервенцией. Тогда выборный человек всею землёю Кузьма Минин и стольник и воевода князь Дмитрий Пожарский создали земское ополчение, чтобы выбить из Московского Кремля поляков, погасить пламень многолетней Смуты и возродить Самодержавную власть. В русских городах заработали советы из представителей всех сословий, а в Ярославле (центре земского ополчения) образовался Земской Собор или "Совет всея земли" из представителей от служилых людей, составлявших по-преимуществу ополчение. Этот Собор и стал единственно законной временной властью в стране. После того, как земское ополчение выбило из Москвы поляков, временное правительство созвало в Москву выборных "из всякого чина людей для земского совета и для Государева избрания". Судьбу новой династии решило боярство, духовенство, служилые люди, выборные от посадских и "всеуездных миров", от "чёрных сотен и слобод", от казаков.

21 февраля 1613 года Собор единодушно избрал Царём Михаила Фёдоровича Романова...

Об этом историческом событии знают многие. Но мало кому известно, что в течение первых 7-8 лет царствования Михаила Земский Собор заседал в Москве почти непрерывно, помогая "земским советом" решать сложнейшие задачи, стоявшие перед разорённой и обескровленной Русью.

Из наиболее значительных Соборов упомянем об "Уложенном Соборе" 1648-1649 годов, созванным по "челобитьям" земских людей при царе Алексее Михайловиче "Тишайшем" для составления Соборного Уложения, то есть кодекса законов, ведущей идеей коего было, "чтобы в Московском государстве всяких чинов людем суд и расправа во всех делах была ровна". Уложение составлено было удачно и некоторые его нормы действовали чуть не до XIX века, когда по повелению Николая I был составлен новый "Свод законов".

А в октябре 1653 года последний Земский Собор принял решение о воссоединении Малороссии с Московским царством.

Во второй половине XVII века деятельность Земских Соборов, равно как и земщины в целом, постепенно угасает.

Пётр I буквально громит земщину. При нём "мир", как издревле существовавшая система крестьянского самоуправления и общежития, заменяется фискальной поземельно-передельной общиной. При нём же вводится крепостное право в наиболее отвратительных его формах, обращающих крестьян в "крещёную собственность". Решая утопическую задачу пересадки Европы в Московскую Русь, Пётр мог опираться лишь на лихорадочно создаваемый им на шведский лад бюрократический аппарат при решении внутренних задач.

В итоге произошло почти полное устранение большинства нации от участия в государственных делах. Остатки самоуправления в городах и деревнях получили ласкающие Петрово ухо иноземные названия: "бурмистерская палата", "ратуша", "магистрат", даже - "бурмистерская изба". Функции их сводились к выколачиванию непомерных налогов из населения по принципу, который ехидный Ключевский обозначил так: "чем больше колотить овец, тем больше они дают шерсти".

Бюрократия в Империи вытеснила земщину.

Тем не менее, идея земщины как "мысль о восстановлении разрушенной известными государственными потребностями совместной деятельности классов русского общества" не умерла. Земщина стала возрождаться в ходе Великих реформ Александра II. Тогда, в 1864 году, вновь были учреждены земства как всесословные органы местного самоуправления. Они постепенно распространились более чем на половину населения Российской Империи. Их не было в западных губерниях, где среди дворянства преобладали не-русские, польско-католические элементы, зачастую враждебно относившиеся к верховной власти; их не было в редко населённых Архангельской и Астраханской губерниях; в Области войска Донского и в Оренбургской губернии с их казачьими учреждениями.

Эти земства имели достаточно широкую сферу деятельности: предметами их компетенции были самые разнообразные местные нужды (назначение денежных сборов на местные нужды, заведование земским имуществом и капиталом, устройство и поддержание местных путей сообщения, меры обеспечения народного продовольствия, попечение о развитии местной торговли и промышленности, дела благотворительности, взаимное земское страхование имущества от огня, попечение о построении церквей и школ, попечение о народном здравии, меры по охране скота и т. д.). Решать и даже обсуждать какие-либо политические вопросы земствам категорически запрещалось: это было прерогативой верховной власти.

Органами земского самоуправления были земские собрания, состоявшие из земских "гласных" (депутатов), которых избирали раз в три года тремя куриями (группами) избирателей: крестьяне избирали крестьян, купцы - купцов, дворяне - дворян, то есть лично знакомых и хорошо известных всем людей. Число мест распределялось между куриями соответственно сумме платимых ими налогов.

Аппарат земств был сравнительно небольшим и подконтрольным "гласным".

Земства имели и собственные денежные средства: они имели право облагать население специальным земским сбором. Предметами обложения являлись недвижимость (земля, фабрики и т. д.), а также свидетельства на право торговли. Были и другие источники дохода, в том числе и централизованные поступления из казны (например, на строительство дорог) и частные пожертвования. Трудно сказать, насколько велик был земский бюджет, жалобы на его скудость проходят красной нитью в выступлениях земской оппозиции, но этому источнику верить трудно.

До этого мы говорили о земствах, деятельность которых разворачивалась в сельской местности, где тогда жило абсолютное большинство населения Империи. Но было и собственно городское самоуправление - Думы, избираемые собственниками-домовладельцами. Гласные Думы избирали городскую Управу, с городским Головой во главе. Сфера их компетенции в пределах города была в общих чертах та же, что и у земств в отношении деревни.

Насколько были широки функции земств? С. С. Ольденбург, русский историк, который после революции оказался в эмиграции во Франции и, соответственно, имел возможность сравнивать, утверждал следующее: "Русские земства имели более широкую сферу деятельности, чем сейчас (в конце 30-х годов XX века - А. М.) имеют органы местного самоуправления во Франции".

На первое место в созидательной работе земств выдвинулись заботы о народном образовании и организации медицинской помощи населению. До начала первой мировой войны Россия быстро приближалась к введению всеобщего начального обучения (опережая в этом отношении страны Западной Европы и Америку). Земский врач стал типичным явлением сельской жизни. А ведь ещё в 60-е годы XIX века крестьяне могли видеть врачей только при освидетельствовании трупов да при рекрутских наборах в армию. За сравнительно короткий срок земская медицина приняла совершенно национальный тип общественного служения, исключающего в принципе преимущество богатых и сильных и начала конкуренции на основе личных выгод.

Сейчас мало кто знает, насколько выдающимся явлением русской жизни была земская статистика. Ничего подобного по масштабам не имелось в то время в местной статистике иностранных государств. Главным предметом статистических исследований было крестьянское хозяйство, представляющее тогда (да и теперь, что, к сожалению, мало осознаётся!) основу хозяйственной жизни России.

Помимо всего прочего в начале XX века стали быстро развиваться земская агрономическая и ветеринарная помощь населению, а также кооперация - особенно в период Столыпинской аграрной реформы.

При всём вышесказанном, мы далеки от идеализации земской жизни XIX - начала XX веков. У неё были и свои теневые стороны. Мы готовы согласиться с идеологом монархической идеи Солоневичем, когда тот утверждал, что "реформы Александра II были только очень бледной тенью старинного земского самоуправления Москвы", хотя бы потому, что права большей части русского народа - крестьянства на участие в земской жизни имели формальный характер, ибо земства были по руководящему составу дворянскими. (Имелись, впрочем, земства по-преимуществу крестьянские - в Вятской и Пермской губерниях, но это было исключением из общего правила). Более того, оппозиционное власти и Церкви, оторванное от народа либеральное движение имело своей опорой земства. Но об этом - ниже.

Даже поверхностный анализ истории национального самоуправления ясно показывает, что выборное начало, позволяющее обустраивать Русь "снизу" всегда наличествовало в русской истории, а если и ослабевало или почти исчезало, то как правило это происходило либо во время иноземных завоеваний ("вече" исчезает на большинстве русских земель в период татаро-монгольского ига), либо, как это ни покажется огорчительным для нынешних либералов-западников, как раз в те эпохи, когда происходили цивилизационные ломки России ("великие реформы"!) по западноевропейским образцам (при Петре I и его преемниках, вплоть до Александра II; большевиках, проводящих в жизнь самую прогрессивную к тому времени западноевропейскую идеологию - марксизм; оказалась почти сведённой на нет роль органов самоуправления и в переживаемый нами пост-"катастроечный" период).

Тут надо сразу расставить все точки над "I". Выборное начало на Руси имело мало что общего с современным механическим подсчётом голосов безличных "атомов"-избирателей. Оно органически было присуще "миру" - крестьянской общине, которая и выступала структурной ячейкой земщины и стоящего на ней здания национального русского государства. Как образно, но не вполне точно, выразился по этому поводу Питирим Сорокин, "под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик".

Действительно, сельский сход и выборный староста решали сами подавляющее большинство внутренних дел деревни. И так - на протяжении веков. Но, конечно, называть общину "республикой", а сельский сход "демократическим представительством" следовало бы с весьма существенными оговорками. Если это и была демократия, то далеко не западного и вовсе не республиканского типа. "Мир" не требовал для себя "прав и свобод": на сходах речь шла о распределении обязанностей между членами общины. Выборность, рождённая в недрах "мира" носила иерархический характер, как в деревне, так и в городе: "десятские" - "пятидесятские" - "тысяцкие" - посадники, губные и земские старосты, целовальники - в пределе - Царь. Общество таким образом структурировалось, плотно и повсюду прошивалось земскими связями. Соответственно, выборы были компетентными: при такой общественной организации люди хорошо знали деловые и человеческие качества "лутчих" людей и игра случая здесь сводилась к минимуму.

Такого рода выборность резко сужала сколь-нибудь широкое развитие бюрократии: обязанности выполнялись безвозмездно. При этом власть самодержца отнюдь не рассматривалась земщиной как нечто ей принципиально противостоящее и чуждое, напротив, земские общинные и сословные союзы-корпорации замыкались на верховную власть и до известной степени определяли её деятельность. Позднейшая либеральная трактовка земщины как явления противоположного всему государственному и Государеву совершенно несостоятельна и применима лишь к кратковременным событиям опричнины (1565-1572 годы) и практике земской либеральной оппозиции второй половины XIX - начала XX веков. Прежде всего земщина была "тяглом" Государевым, способом поставки "лутчих" людей для бесплатного обслуживания финансовых, экономических, военных и прочих нужд государства. Конечно, государство, "Земский Царь" (Даль) опирались на земщину, но и она, земщина, в свою очередь, "творилась" государством. "Всё, что было "общественного", вроде крестьянского самоуправления, Земских Соборов, пореформенных земств, обязано своим бытиём государственному законодательству", - утверждал блестящий эмигрантский историк Н. И. Ульянов, подчёркивая роль государственно-монархического начала в русской истории.

Самодержавная монархия непредставима вне общества, расслоённого на множество взаимосвязанных, взаимоохватывающих, находящихся в иерархическом подчинении групп, производящих своей жизнедеятельностью отбор личностей, умеющих решать проблемы, специалистов, неизбежно составляющих всегда и всюду меньшинство, не рвущееся к власти (это свойство абсолютного большинства нормальных, психически здоровых людей, занятых любимым делом). И земщина была системой отбора таких людей, их не надо было искать, они оказывались давно "выбраны" в каждой общине и привыкли хорошо выполнять свои обязанности. Таким образом земщина выделяла "лутчих" людей из всех сословий, обеспечивая высочайшую социальную мобильность. Ведь откуда бралось служилое сословие? Оно версталось вплоть до конца XVII века по-преимуществу из черносошных крестьян. Потом, в XVIII веке, на смену земскому отбору пришла петровская "Табель о рангах".

Одновременно с этим поощрением и насаждением земской инициативы самодержавие сглаживало неизбежно возникающую общественную рознь, сводило к минимуму несправедливые притязания отдельных лиц, племён, сословий и областей, входящих в состав Царства (с XVIII века - Империи), заставляя всех и каждого служить интересам государства, предоставляя общинам и сословиям заведывать местными делами в пределах их компетенции, и тем самым превращало русский народ в один громадный организм, единодушно стремящийся к осуществлению своего исторического призвания.

Мало что можно понять в сложной системе взаимоотношений Монархии и Земщины, если исходить из "профанического" либерального понимания природы взаимоотношений власти и общества, где власть, государство рассматривается как безусловное, но необходимое зло, требующее всемерного ограничения, контроля со стороны "гражданского общества" и сохраняющееся лишь в силу печальной необходимости. Либеральная трактовка природы государства почти ничем, таким образом, не отличается от анархической (анархисты считают, что общество вообще может обойтись без государства). Поэтому-то историкам либерального толка всегда было непонятно, почему самодержавная власть не только не ликвидировала, а, напротив, создавала и поощряла земщину, почему земщина не воспользовалась событиями Смуты и не ограничила царскую власть какой-нибудь конституцией. Обычно либералы указывали на "извечное русское холопство", "рабский менталитет", "невежество", "отсталость" и пр., но мы не можем принимать всерьёз такого рода предвзятые "метафизические" объяснения.

Здесь необходимо обратиться к ещё одной важнейшей составляющей русской жизни: Православию. Земщина и Самодержавие непредставимы вне тесной их связи с духовной властью в лице Патриарха (до 1589 года - Митрополита), "Освящённого Собора" архиереев и Православной Церкви В целом.

Характерно, что практика Земских Соборов возникает сразу же после того, как в 40-50-е годы XVI века Иван IV несколько раз созвал Соборы духовенства, на которых решались важнейшие вопросы не только собственно церковной, но и государственной жизни. Это не случайно. В определённой мере цели власти и Церкви совпадали. Так, самодержавная власть старалась удерживать народ в рамках Богоугодного жития, оберегая его от соблазнов и поддерживая всякое благочестивое начинание (можно по-разному интерпретировать реальные цели самодержцев, но субъективно они формулировались именно так). Нравственная сторона этой задачи требовала не только постоянной связи с Церковью, но и предопределила известное оцерковление государственной практики. Впрочем, оцерковлена была русская жизнь на всех уровнях: так, крестьянская община - первоклеточка земщины - складывалась в христианскую эпоху вокруг Храма. Прихожане выбирали своих священников, а архиереи вместе с Государем - Патриарха.

Всё вышесказанное обуславливало складывание того, что впоследствии получило название симфонии между Церковью и Государством: Государство было всецело подчинено религии, а Церковь всецело подчинена Государству. Православие выступало своего рода "цивилизационной матрицей", задающей все основные ценностные установки русского народа и его государства. Церковь была той средой, в которой воспитывалось миросозерцание, указующее человеку абсолютное господство в мире верховного нравственного начала. Утрата религии при таком её понимании означала бы распад и смерть нации.

Соборная ответственность перед Богом была реальной духовной доминантой русской жизни, общепризнанным национальным идеалом. В нашей истории не было внутренних религиозных войн, инквизиций, охот на ведьм, папоцезаризма, фанатичного клерикализма, не было истребления целых племён и народов по религиозному признаку, что было характерно для Западной Европы. Россия длительное время оставалась обществом, в котором не так остро и катастрофически (как в то же самое время на Западе) проявлялись вплоть до начала XX века классовые противоречия.

Православное воспитание сдерживало сословный и племенной эгоизм на всех уровнях Царства (Империи), вырабатывало особый моральный тип человека, от черносошного крестьянина до царя.

Церковь, Самодержавие, Земщина, Община вместе создавали уникальное равновесие и порядок, тот "лад" русской жизни, ту Соборность, которая, будучи задаваема трансцендентным идеалом: "не хлебом единым", не позволяла частным, сословным, "партийным" интересам разорвать целостность русского социума. Соборное единение пролегало не только через учёт и согласование материальных интересов, но и (прежде всего!) через Божью правду, выраженную в учении Православной Церкви и признаваемую всеми. Характерно, что первый Земский Собор, так называемый "Собор примирения", на котором царь Иван, выступая перед собранными "из городов всякого чину людьми", каялся и обещал загладить все невзгоды лютого боярского правления, мыслился как символический акт, возвращающий народу и царю утраченное в боярских беспорядках предшествующего десятилетия единство. "По всем этим чертам, - утверждал Ключевский, - первый Земский Собор в Москве представляется каким-то небывалым в европейской истории актом покаяния царя и боярского правительства в их политических грехах". Покаяние было взаимным - народ тоже каялся в грехах перед властью.

Анализируя феномен земщины, невозможно обойти проблему сословности, ибо земское начало непредставимо вне сословий.

Каждый гражданин Московского государства непременно состоял в каком-нибудь чине, принадлежал к известному сословию, обязанному отбывать то или иное государево тягло. Русский народ, распределённый на известное число государственных чинов со строгим различием в правах и обязанностей, и был "всей землёй", исторической земщиной (крестьяне, посадские, духовенство, казаки, служилые люди и т. д.).

Сословие фактически совпадало по ряду признаков с профессиональным слоем. Но сводить сословие исключительно к профессиональному признаку не следует. Сословные обязанности мыслились русским народом и как религиозные, как разные формы общего для всех христианского дела: спасения души. В земском государстве всякое сословие, всякий социальный слой становился основой государственного строения, привлекался к общему служению, вплетался в общую систему иерархических связей.

Всё это порождало поразительный коллективизм и согласованность, которые на порядок были выше современного корпоративизма любого образца (католического ли, фашистского, японского и т. д.), обеспечивая в исключительно тяжёлых условиях не просто выживание, но и невероятно динамичное развитие русского народа, его государственности и культуры.

Тем же, кто убеждён в изначальной ублюдочности русской истории, следует знать, что из 538 лет, прошедших со времени Куликовской битвы (1380 год) до Брест-Литовского мира (односторонний выход большевистской России из первой мировой войны, 1918 год), Россия провела в войнах 334 года, то есть почти две трети своей исторической жизни. Причём до середины XVIII века, пока цари и императоры не вмешивались в династические дрязги в Западной Европе и не тщились поддерживать совершенно ненужное России "европейское равновесие", почти все русские войны носили характер защиты собственных национальных интересов. Москва большей частью в одиночку (!) вела кровопролитнейшие войны против Востока и Запада, не имея возможности уклониться от них, не соскользнув в историческое небытиё. Она вынуждена была перемолотить за несколько столетий (и по большей части на своей собственной территории!) могущественнейшие армии мира (осколки Золотой Орды, Речь Посполитую, Швецию, Османскую Империю, Францию, Германию). Всё это требовало такого чудовищного напряжения народных сил, такой внутренней спайки и слаженности в действиях, такого единства Власти и "земли", что представляются воистину Божьим чудом, что народ, у которого, в сущности говоря, не было никаких шансов уцелеть, не просто одерживал в конце-концов победы над своими врагами, но и создал самую крупную и дееспособную, относительно благоустроенную, в мировой истории Империю.

Всё, о чём мы говорим, - "дела давно минувших дней", и в связи с этим неизбежен вопрос: возможно ли сейчас, в современных условиях, возрождение земщины?

Начнём с того, что взятое само по себе, как некий "механизм народовластия", земство рискует стать не только декоративным и малоэффективным институтом, но и откровенно разрушительным началом. Это утверждение может показаться парадоксальным и совершенно неожиданным в связи с предшествующим "апологетическим" изложением истории земщины, но следует принять во внимание, что мы живём не в Московской Руси, и даже не в Российской Империи XIX века, а в апостасийном "обезбоженном" мире, ненавидящем и отвергающем всё духовное, всё традиционное, всё органическое.

Начнём с того, что земство сыграло выдающуюся роль в русской истории как один из составных, хотя и чрезвычайно важных элементов целостной системы общественных и государственных институтов. Вырванная из этого совершенно определённого контекста и приобретя несвойственное ей самодовлеющее значение, земщина может оказаться откровенно антигосударственным явлением. Такого рода прецедент в русской истории уже имеется.

Во второй половине XIX - начале XX веков земская идея была использована в качестве одного из основных лозунгов принципиальной оппозицией против всякой центральной имперской власти.

Так, ещё до создания в 1864 году первых земств, в революционных эмигрантских кругах земская идея была редуцирована до так называемой "теории русского социализма" (Герцен), в которой "земля", крестьянская община рассматривалась как ячейка будущего "самоуправляющегося" социалистического общества на анархических началах. А в программных документах экстремистской организации начала 60-х годов "Земля и воля" требование созыва "Земского собора" было основным, ибо таким образом революционеры мечтали ликвидировать "абсолютизм", а точнее - централизованное государство как таковое.

После 1864 года тут же возникшая земская либеральная оппозиция поставила своей основной целью введение в России парламентаризма западноевропейского образца, разумеется, под маркой созыва Земского собора. В тех конкретно-исторических условиях это требование, исходящее от горстки людей, не обладавших, как правило, никаким опытом государственного управления, само по себе было откровенно утопичным и деструктивным.

Нельзя забывать и о том, что наряду с учителями и врачами, не ставящими себе никаких политических целей, в деревню через земство постоянно проникали представители революционных организаций, для которых земская деятельность служила лишь ширмой для нелегальной "работы". В случае же их провалов, они "покрывались" либеральными земскими политиканами.

Как же можно объяснить, что в одних исторических условиях земство сыграло однозначно положительную, созидательную роль, в других же - обернулось и разрушительной стороной? Дело в том, что жизнь России в XVIII - XIX веках резко изменила свою направленность и ритм. Прорубание "окон в Европу" даром не прошло и привело, в конечном итоге, к мучительному цивилизационному надлому. "Европейничающая" туземная знать почти полностью утратила связь с народом в религиозном, культурном, бытовом, даже в языковом отношении. Роль и значение Православия резко упали. Самодержавная власть не только утратила действенную связь с Церковью, но и целиком подчинила её государственной бюрократии, Земское начало было полностью заглушено. Самодержавие выродилось в абсолютизм западноевропейского покроя, опирающийся не на земщину, а на космополитическое дворянство и бюрократию.

Исчезло, таким образом, уникальное единство всех традиционных элементов русской жизни, по телу Православной цивилизации побежали всё углубляющиеся трещины, начались процессы дегенерации всех сословий и в особенности элиты, ставшие очень заметными во второй половине XIX века.

Земскую идею в этих условиях смогли оседлать демагоги, одержимые дворянско-интеллигентскими олигархическими амбициями, вдохновляющиеся "социальными миражами", имеющими мало что общего с подлинными потребностями государства и народа.

Не случайно Александр II не пошёл на создание низовых волостных земств и не созвал "Земский собор", несмотря на настойчивые призывы "увенчать здание реформ". Теперь очевидно, что опасения, которые заставили его воздержаться от этих шагов, были вполне оправданными. В условиях самоубийственного прогрессистского беснования, длящегося свыше столетия идти на сотрудничество с некомпетентными, амбициозными, а порой и откровенно разрушительными элементами оппозиции, означало бы для правительства своими руками выкопать могилу для себя и русского народа.

Созданная под напором первой антирусской революции 1905-1907 годов Государственная Дума зачастую занималась антигосударственной деятельностью, стараясь по любому поводу и без повода дестабилизировать ситуацию ради того, чтобы покончить "с кровавым самодержавием", мало в чём уступая открытым разрушителям-радикалам, вроде большевиков и эсеров. Совместная деятельность всех этих "друзей народа" обернулась в конечном итоге цивилизационной катастрофой Февраля и Октября 17-го года. Позорные страницы истории "освободительного движения" в какой-то степени нашли своё отражение в "Красном колесе" Солженицина, пока не прочитанном и исподволь замалчиваемом или шельмуемом современными наследниками былых левых радикалов.

Говорим всё это затем, поскольку серьёзно опасаемся, что земская идея может стать козырной картой в руках демагогов, вторично в течение XX века способствовавших развалу великой державы. Известно, что резкое усиление местного самоуправления, наряду с распадом оставшихся империй и отмиранием национальных государств соответствует планам установления проамериканского "нового мирового порядка". Даже если считать подобный вариант маловероятным, как минимум следует опасаться, что на смену уже изрядно скомпрометировавшим себя "мэрским" затеям придёт какая-нибудь очередная декорация в стиле "а ля рюс", призванная прикрывать произвол "новых русских" компрадоров.

Так возможно ли в состоянии нынешнего цивилизационного шока возрождение земщины? Можно осторожно предположить, что поскольку этот самый шок во многом был вызван очередной попыткой бездумной и крупномасштабной пересадки западноевропейской цивилизационной модели на русскую почву, возврат к исконно русским традициям, разумеется, в сочетании с "модернизаторскими" устремлениями (без чего нас попросту раздавят!) становится достаточно вероятным. Во всяком случае, уже сейчас многим становится ясно, что игнорировать собственный опыт становится не просто нравственно ущербно, но и недальновидно.

Разумеется, даже если процессы регенерации общественной ткани и начнутся, то они будут протекать в очень сложных условиях. Православные ценности являются духовным ориентиром для явного меньшинства нации. Авторитет государства подорван оседлавшими его на некоторое время кабинетными "радикальными реформаторами", которые за минимально короткие сроки, руководствуясь "идейными соображениями" попросту развалили или же очень серьёзно подорвали все системы жизнеобеспечения и безопасности. Значительная часть народа обращена в люмпенизированную, лишённую каких-бы то ни было корней "биомассу". Отсутствует та "цветущая сложность", то сословно-корпоративное деление, которое могло бы сделать выборное начало компетентным. Одновременно, "Российская Федерация" (аморфное образование без границ, оставившее после развала Союза за своими пределами десятки миллионов русских) в условиях системного кризиса в любой момент может быть расчленена нарастающим сепаратизмом, поскольку до сих пор в ней сохраняется "социалистическая архаика" - ленинско-сталинские "суверенные республики".

И тем не менее, другого выхода у нас нет: самобытная цивилизация должна вновь обрести утраченное религиозное, государственное, национальное, историческое самосознание. И на этой духовной основе совершить очередной рывок (в том числе и технологический) в страшный XXI век (уже сейчас можно констатировать резкое обострение борьбы за обладание сырьевыми и энергетическими ресурсами планеты).

Нет худа без добра - русский апокалипсис XX века сделал очевидным, что подлинной основой нравственности может выступать только религия. Все формы материалистических и позитивистских идеологий не только не смогли предотвратить нравственной деградации, но и активно стимулировали её. Общество должно пойти навстречу Церкви, если не желает самоуничтожения. Любопытно, что данные социологических опросов показывают, что большинство родителей желает, чтобы их дети смогли получить религиозное воспитание. Не подлежит сомнению, что в случае оздоровления русской жизни, Церковь будет играть особую роль среди традиционных для России конфессий.

Наряду с Церковью, огромную роль в деле восстановления непатологических форм национального самосознания должна сыграть школа. Старые советские школы оказались по сути дела не русскими, а русскоязычными, безнациональными. В них отсутствовали глубокие знания родного языка, отечественной истории, русской литературы, русской географии, тем более - Православия. В итоге появились целые поколения людей, лишённых национального самосознания, не знающих ни рода, ни племени, не имеющих духовных ориентиров и точек опоры, без святого в душе, людей с расшеплённой человеческой сущностью, лишённых внутренней целостности. Лёгкость, с которой расползалась общественная ткань советского и постсоветского общества объясняется прежде всего духовной дезориентацией, нигилистическим отношением к своему прошлому, экстраполированному и на настоящее (оно было отнюдь не столь безысходно "чёрным", как его изображал и изображает Агитпроп).

Именно поэтому, все пережитые за последние несколько лет трагические события, легко предсказываемые и ожидаемые интеллектуалами-"почвенниками", (вроде развала Союза или нынешней Чеченской войны) оказались абсолютно неожиданными для подавляющего большинства денационализированных и лишённых исторической памяти русских людей.

Кроме того, в условиях цивилизационного кризиса Россия нуждается в сильной авторитетной (а, быть может, и с элементами авторитаризма) центральной власти. При наблюдающейся всеобщей дезинтеграции и "атомизации" неудивительно, что люди начинают возлагать свои надежды не на политиков, а на силовые структуры. Призрак "национальной диктатуры" (выражение идеолога "белой идеи" Ивана Ильина") бродит по истерзанной России...

Симптоматично, что элитарный справочник, выпущенный РАУ (Российско-Американским Университетом) предсказывает складывание уже в ближайшем будущем пяти-шести планетарных "геополитических, этноконфессиональных центров-империй", в число которых войдут Россия, Китай, Япония, Германия и одна из мусульманских стран, причём в большинстве из них "утвердится монархия". Авторы футурологического прогноза настаивают, что в нынешней России процессы возрождения монархизма "идут на вербальном уровне, набирая силу, исподволь в глубине национального сознания, но недалёк день их выброса на кипящую политическую поверхность".

Думается, что в ближайшие десятилетия Россия всё же останется республикой, хотя нельзя исключать возникновения конституционной монархии с сильным премьер-министром. С нашей точки зрения это было бы предпочтительней, ибо власть авторитетная, символизирующая русскую традицию, нравственно и религиозно освящённая, открыто и честно провозглашающая свои цели, могла бы сравнительно безболезненно и "мягко" (в отличие, скажем, от военной диктатуры) избавиться от самого разрушительного элемента ленинско-сталинского наследия - "суверенных республик" в составе России, заменив их культурно-национальной автономией, предполагающей свободное развитие национальных культур, национальных школ, издательств, СМИ, двуязычия в тех регионах, где в этом возникнет необходимость. Но государств в государстве существовать больше не должно! Следует наконец-то осознать колоссальной важности факт, что в Российской Федерации, несмотря на наличие более чем ста немногочисленных этносов, русские составляют почти 90 процентов всего населения, являясь при этом государственнообразующим народом. При этом они составляют как правило большинство и в "суверенных республиках". Русских в России больше, чем, скажем, эстонцев в Эстонии или казахов в Казахстане, которые тем не менее считаются национальными государствами.

После решения "ленинско-сталинского национального вопроса" возврат к традиционному земскому делению на общины, волости, уезды и губернии станет неизбежным. Опыт показывает, что исходная единица местного самоуправления как в деревне, так и в городе не должна превышать 2-3 тысяч человек. Только в таком ограниченном "земском пространстве" будет относительно эффективно работать выборность. Причём система выборов в условиях большой страны должна быть поэтапной: всеобщее прямое, тайное и равное голосование сохранится только на уровне общинном, а дальше уже земские органы будут сами себя достраивать доверху. Волостные гласные будут избирать уездных, уездные - губернских, губернские - Земский Собор.

На смену безликому "атому"-избирателю, которого при заимствованной нами современной западной системе голосования можно обманывать до бесконечности, должна прийти система сословно-корпоративных выборов. Конечно, вряд ли было бы целесообразно воссоздавать былых "десятских" и "тысяцких", структурирующих общество в Московском государстве. Но в будущем земском государстве всякий непаразитарный социальный слой, объединённый по профессиональному, творческому, культурному, религиозному признаку должен привлекаться к "государственному служению". Только так можно выявить подлинные интересы нации, только в подобных корпорациях люди смогут точно указать на специалистов, необходимых для привлечения к ответственному самоуправлению и управлению. И с нашей точки зрения ничего невероятного в возрождении подобной сословно-корпоративной жизни нет, если понимать под сословием "государственно признанный и в связь с государством поставленный социальный слой". Вопрос только в том, как наиболее эффективно поставить его в эту самую связь!

Существующая же "бессословность" является лишь следствием разрушения земского сознания и бюрократической узурпации, когда государственный аппарат (сам по себе, безусловно, необходимый) устраняет нацию от непосредственной связи с властью и берёт на себя функцию представительства верховной власти перед нацией и нации перед государством, фальсифицируя выборы и манипулируя сознанием "атомизированных" масс.

Предложенный нами анализ и прогноз может быть воспринят скептиками как утопический призыв повернуть историю вспять. В прошлом такая затея на полном серьёзе инкриминировалась славянофилам. Мы же обратим снисходительное внимание "проницательного читателя" на тот очевидный факт, что даже в сугубо "модернизаторских" и "технократических" кругах, изначально склонных к рационализму и прагматизму, наконец-то возникло и с каждым днём крепнет убеждение в том, что бесконечное игнорирование собственных цивилизационных особенностей, "русского пути" может привести Россию не только к полной утрате независимости, но и к национальному небытию.

Список литературы

1.Хомяков А.С. О старом и новом. М., 1988, с.42-43.

2.Подробно узнать о деятельности Земских Соборов можно из исследования Л.В. Черепнина "Земские Соборы в Русском государстве в XVI - XVII веках", М., 1978.

3.Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч., Т.5., с.306.

4.Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. СПб., 1991, с.19.

5.Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 1991, с.340.

6.Цит. по: Пушкарев С. Самоуправление и свобода в России. "Посев", б.м., б.г., с.60.

7.Ульянов Н.И. Тысячелетний опыт России. "Родина", 1991, № 2, с.14.

8.Ключевский В.О. Курс русской истории. Соч., Т.2., с.376.

9.Кирилл, Митрополит Смоленский и Калиниградский. Возрождение Православия и обновление России// Российская Соборная мысль, М., 1993, с.8.

10.См.: Россия сегодня: реальный шанс. М., 1994, с.101.

11.Тихомиров Л.А. Единоличная власть как принцип государственного строения. М., 1993, с.158.