Реферат: Складывание крепостного права на Руси. Соборное уложение 1649 г.

Реферат: Складывание крепостного права на Руси. Соборное уложение 1649 г.

Введение. 3

Происхождение термина «крепостное право». Холопство на Руси. 3

Положение крестьянства в удельной Руси (XIII-XIV вв.) 5

Поместное землевладение и зарождение крестьянской зависимости (XV в.) 6

«Старожильцы» и «пришлые». 7

Первые законодательные меры закрепощения крестьян. 8

Дальнейшее усиление зависимости крестьян от землевладельцев (XVI в.) 9

Указ 1597 г. 9

Завершение процесса установления крепостного права (XVII в.) 10

Указ 1607 г. 11

Сближение крестьянства и холопства. 11

Перепись 1627-1628 гг. и появление крепостной крестьянской записи. 12

Писцовый наказ 1646 г. 13

Соборное Уложение 1649 года. 14

Заключение. 16

Список литературы.. 17

Крепостное право (крепостничество) – форма зависимости крестьян: прикрепление их к земле и подчинение административной и судебной власти феодала.

Проблема крепостничества и крепостного права в России является одной из наиболее сложных в отечественной исто­риографии. В. О. Ключевский считал крепостное право «сложным институтом, который трудно поддается точному определению». В дореволюционной историографии сосущес­твовали «указная» и «безуказная» теории возникновения и утверждения крепостного права.

В советской историографии, начиная с Б. Д. Грекова, утверждается концепция постепенного зарождения и разви­тия крепостного права со времен «Русской Правды», через судебники XV—XVI вв. и до Соборного Уложения 1649 г. В дальнейшем большинство историков отказались видеть крепостное право в законодательстве до конца XV в. Неко­торые из них в качестве компромисса стали проводить раз­граничение понятий «крепостничество» — проявление вне­экономического принуждения в различных формах при феодализме — и «крепостное право» — прикрепление кресть­ян к земле феодала в законодательстве, начиная с конца XV в.

В данном реферате мы будем придерживаться последней точки зрения, т.е. мы попытаемся проследить становление крепостного права на Руси начиная с XV в. и до принятия Соборного Уложения 1649 г. Предварительно мы рассмотрим вопрос происхождения термина «крепостное право» (в связи с которым затронем тему холопства на Руси) и дадим общую картину положения крестьянства в удельной Руси (XIII-XIV вв.).

Следует отметить, что данный реферат на 99% является компиляцией выдержек из работ русских историков. В основном использованы труды С.Ф. Платонова и В.О. Ключевского. Поэтому, с позволения читателей, мы не будем делать ссылки на страницы используемой литературы, т.к. в противном случае лес ссылок занял бы место не меньшее, чем сам реферат.

Крепостью в дневнерусском праве назывался акт, симво­лический или письменный, утверждавший власть лица над известной вещью. Власть, укрепленная таким актом, давала владельцу крепостное право на эту вещь. Предметом крепо­стного обладания в Древней Руси были и люди. Такие кре­постные назывались холопами и робами. На древнерусском юридическом языке холопом назывался крепостной муж­чина, рабой — крепостная женщина. В документах нет тер­минов «раб» и «холопка»: раб встречается только в церковно-литературных памятниках. Холопство и было древней­шим крепостным состоянием на Руси, установившимся за много веков до возникновения крепостной неволи крестьян. До конца XV в. на Руси существовало только холопство обельное, или полное, как оно стало называться позднее. Оно создавалось различными способами: 1) пленом, 2) доб­ровольной или по воле родителей продажей свободного лица в холопство, 3) некоторыми преступлениями, за кото­рые свободное лицо обращалось в холопство по распоряже­нию власти, 4) рождением от холопа, 5) долговой несо­стоятельностью купца по собственной вине, 6) доброволь­ным вступлением свободного лица в личное дворовое услу­жение к другому без договора, обеспечивающего свободу слуги, и 7) женитьбой на рабе без такового же договора. Полный холоп не только сам зависел от своего государя, как назывался владелец холопа в Древней Руси, и от его наслед­ников, но передавал свою зависимость и своим детям. Право на полного холопа наследственно, неволя полного холопа потомственна. Существенной юридической чертой холоп­ства, отличавшей его от других, некрепостных видов част­ной зависимости, была непрекращаемость его по воле холопа: холоп мог выйти из неволи только по воле своего государя.

В Московской Руси из полного холопства выделились различные виды смягченной, условной крепостной неволи. Так, из личного услужения, именно из службы приказчиком по господскому хозяйству, тиуном или ключником, возникло в конце XV или в начале XVI в. холопство докладное, названное так потому, что кре­постной акт на такое холопство, докладная грамота, ут­верждался с доклада наместнику. Это холопство отличалось от полного тем, что право на докладного холопа меняло свои условия, иногда прекращалось со смертью господина, иногда передавалось его детям, но не далее. Еще одним видом неполного холопства являлось закладничество. Оно возникало в разные времена на разных условиях. Первоначальным и простейшим его видом был личный заклад, или заем, с обязательством должника рабо­тать на заимодавца, живя у него во дворе. Закуп времен Русской Правды, закладень удельных веков, как и закладчик XVII в., не были холопы, потому что их неволя могла быть прекращена по воле заложившегося лица. Долг погашался или его уплатой, или срочной отработкой по договору. «Отслужат свой урок (срок) да пойдут прочь, рубль заслу­жат, а не отслужат своего урока, ино дадут», возвратят все занятые деньги, как читаем про таких долговых слуг в одном акте XV в.

Но бывали закладные, по ко­торым закладник обязывался не погашать службой самого долга, а только оплачивать проценты, служить «за рост», и по истечении условленного срока возвратить «истину» — занятой капитал. Заемное письмо в Древней Руси называ­лось заимствованным из еврейского словом кабала. Личная зависимость, возникавшая из обязательства служить за рост, укреплялась актом, который в отличие от заемной ка­балы с личным закладом на условии отработки назывался в XVI в. служилой кабалой или кабалой за рост служити. С конца XV в. в документах появляются кабальные люди; но в них долго еще незаметно признаков кабального холопства. Заемная кабала под личный заклад была собственно заживная, давала закладнику право зарабатывать взятую вперед ссуду без роста, погашать беспроцентный долг. По кабале ростовой, получившей специальное название служилой, ка­бальной своей службой во дворе заимодавца зарабатывал только проценты, не освобождаясь от возврата капитала в условленный срок или урок.

Закладничество на условии службы за рост переработалось, правда, в холопство, только не в полное, а в кабальное. Выдача головой до искупа при обычной несо­стоятельности выданных подвергала их бессрочной отра­ботке займа. Так, в кабальную службу за рост входило и по­гашение самого долга, личный заклад под заем превращался в личный наем с получением наемной платы вперед. Это соединение службы за рост с погашением долга и личный характер кабального обязательства стали юридическими основами служилой кабалы, как крепости; ими полагался и предел кабальной службы. Как личное обязательство, свя­зывавшее одно лицо с другим, служилая кабала теряла силу со смертью одной из сторон. В XVII в. встречаем по местам кабалы с обязательством кабального «у государя своего служить во дворе до своей смерти». Но в случае смерти господина раньше холопа это условие нарушало личный характер кабалы, заставляя кабального служить жене и де­тям умершего как бы наследственно.

Между тем, было два рода дворовых слуг, для которых установился другой предел службы — смерть господина. Уже закон 1556 г. постановил, что пленник, выданный в холопство по суду, служит господину «до его живота». С другой стороны, некоторые на том же условии поступали просто в личное услужение не только без займа, но и без найма. Встречаем служилую кабалу 1596 г., в которой воль­ный человек обязуется служить не за рост, без займа, «по живот» господина, которому после своей смерти отпустить слугу на волю с женой, детьми «и что у него живота наживет, и в приданые его и детей не дати за своими детьми». Здесь перед нами три условия, в которых выражался личный характер служилой кабалы: пожизненность владения каба­льным, неотчуждаемость этого владения и право кабального на добытое на службе имущество. Эти условия, также вошедшие в юридический состав кабальной службы, здесь устанавливаются договором; по крайней мере, до 1597 г. не известны указы, узаконяющие их для кабальных с воли, не для полоняников. С установлением пожизненности служи­лая кабала получила характер холопьей крепости: кабаль­ный сам по договору отказывался от права выкупиться, и его неволя прекращалась только смертью или волей госпо­дина.

Уже в указе 1555 г. служилая кабала является со зна­чением крепости, крепостного акта, наряду с полной и док­ладной, а в одном завещании 1571 г. встречаем и термин кабальные холопы и робы вместо обычного дотоле выраже­ния кабальные люди или просто кабальные. Тогда же становится известна и форма служилой кабалы, держав­шаяся неизменно целое столетие: вольный человек, один или с женой и детьми, занимал у известного лица, обыкновенно у служилого человека, несколько рублей всегда ровно на год, от такого-то числа до того же числа следующего года, обязуясь «за рост у государя своего служити во дворе по вся дни, а полягут деньги по сроце и мне за рост у государя своего потому же служити по вся дни». Эта стереотипная форма показывает, что она составилась по норме срочной закладной с закладом лица, а не вещи, и с предвидением просрочки. Такие закладные нередки и сходны со служи­лыми кабалами в условиях и даже в выражениях. В 1636 г. отец отдал заимодавцу своего сына «на год служить» с обязательством в случае неуплаты денег в срок отпустить сына к заимодавцу «во двор».

Мы дали такое достаточно подробное описание холопства на Руси, т.к. после XV в. положение холопов и крестьянства, как мы покажем в дальнейшем, неуклонно сближается, и многие обычаи, правила и законы в отношении холопства, станут в дальнейшем служить образцом для установления отношений между землевладельцами и крестьянами, что в конечном счете будет способствовать установлению крепостного права.

В удельное время, в тот период, когда еще совершалось заселение северо-восточных княжеств славянским пле­менем, состав общества в княжествах был очень неопределен­ным. В общем потоке колонизации, шедшей с Днепра и с Ильменских рек в Поволжье, население не сразу находило себе оседлость, перемещалось и бродило, двигаясь постепенно в восточном и севе­ро-восточном направлении. Только князья, хозяева уделов, сидели неподвижно в своих удельных владениях. Вынужденные вести свое хозяйство и содержать дружину при условии непрерывной подвижности, «текучести» всего народонаселения, князья вырабо­тали особые приемы хозяйства и управления. Они не могли сразу остановить переселенческий поток, задержать население в своих волостях и прикрепить его к своему уделу. Народ приходил в их удел и уходил из него свободно, не сказываясь князю и без его позволения. Князья поэтому старались закрепить за собою отдельных лиц. Они или принимали их к себе на вольную службу по договору (это были их бояре и слуги вольные), или же покупали их и кабалили как рабов (это были их «люди», или холопы). Из тех и других составлялся «двор» князя, соответствующий дружине киевского периода. С помощью этого двора удельный князь управлял своим уделом, защищал его и вел свое хозяйство. Бояре и вольные слуги были его советниками и полководцами, а «люди» составляли рать и были рабочими на его пашне и промыслах. Часто князья приглашали неимущих свободных людей селиться на княжеской земле с условием служить и работать князю, причем, если такой слуга не исполнял своих обязанностей, его лишали данной ему земли. Из этих слуг «под дворским» (то есть подчинен­ных княжескому дворскому или дворецкому) составлялся особый, средний разряд княжеских людей — не холопов, но и не вполне свободных. Только перечисленные разряды слуг, от бояр до холопов, находились в непосредственном подчинении князю; а из них только «люди» были подданными князя, то есть находились в принудительной от него зависимости. Остальные могли от него уйти к другому князю, — или теряя свою землю, если это были слуги под дворским, или сохраняя все свои земли, если это были слуги вольные.

Так устроены были отношения удельных князей к тем, кто им служил. Все же прочие лица, жившие в уделе князя, носили общее наименование «христиан», или «крестьян», и не находились вовсе в личной зависимости от князя. Как в городах («посадах»), так и в сельских волостях они были устроены в общины или «миры». Князь знал, что в какой-либо его волости жили крестьяне. Он приказывал там счесть количе­ство крестьянских дворов, назначал с них со всех один общий податной оклад, «тягло» и поручал самим же крестьянам в известные сроки (на Рождество, на Петров день) доставлять ему свою подать. Люди приходили в эту волость и уходили из нее без ведома и разрешения князя. Крестьянский «мир» их принимал и отпускал; он их облагал податью в общий оклад; выборные «старосты» собирали эту подать и отвозили князю. И так шло из года в год, до тех пор, пока князь не приказывал (заметив убыль или прибыль крестьянских дворов в дан­ной волости) снова переписать дворы и уменьшить или увеличить сумму мирского платежа. При таком порядке крестьяне знали не князя, а крестьянский мир; а князь мог быть равнодушен к тому, что тот или другой его крестьянин уйдет к соседнему князю. Прямого ущерба от этого для князя не было. Такой же свободой перехода крестьяне пользовались и на частных боярских землях. Приходя на землю, они составляли арендное условие, «порядную», и в порядной определяли свои обязанности и платежи господину; уходя от гос­подина, они известным порядком «отказывались» от земли.

Итак, крестьянин удельной Руси был вольный хлебопашец, сидевший на чужой земле по договору с земле­владельцем; его свобода выражалась в крестьянском выходе или отказе, т. е. в праве покинуть один участок и перейти на другой, от одного землевладельца к другому.

Переход человека из одного разряда в другой — из крестьян в горожане («посадские люди») или в холопы и обратно, — был очень легок и доступен всем, поэтому общественное устройство в удельное время было очень неопределенно и бесформенно.

Такая неопределенность не могла удержаться при переходе удель­ного быта в государственный. Московские государи раньше всего взялись за переустройство своего «двора». Они на­ложили свою руку на земли своих служилых князей и требовали, чтобы земли эти «не выходили из службы». То же правило было применено ко всем вообще вотчинам: всякий, кто владел землею, был обязан участвовать в защите государства. С каждой вотчины должны были являться ратные люди, «конны и оружны», по первому зову государя. Княжата и бояре, владевшие крупными вотчинами, приводили с собою целые «воинства» своих людей. Мелкие вотчинники выезжали на службу сами «своею головою» или с одним-двумя холопами. Но так как во время тяжелых войн с татарами, литвою и немцами нужна была большая военная сила, то обычной рати не хватало, и московские государи стали усиленно вербовать служилых людей, «собою добрых и дородных» (то есть годных к бою), и селить их на казенных землях, потому что иных средств на содержание воинских людей, кроме земель, тогда не было.

Прежде такие земли давались слугам из частных владений князя, из его «дворца». Теперь «дворцовых» земель уже не хватало и слугам стали давать земли «черные» (то есть податные, государ­ственные). Прежде такие земли, данные слугам,, носили название «служних земель»; теперь они стали называться «поместьями», а их владельцы — «помещиками», «детьми боярскими» и «дворя­нами». В отличие от вотчин, которые были частною наследст­венною собственностью вотчинников, поместья были временным владением. Помещик владел землею, пока мог служить; прекраща­лась служба за нерадением или смертью помещика, — и поместье возвращалось в казну. На государеву службу было «поверстано» множество народа; новым помещикам были розданы земли вблизи границ: в Новгородских пятинах, в Смоленске, в Северском крае, на Оке и, наконец, в центральных областях кругом Москвы.

Развитие поместной системы повело к тому, что большие про­странства занятой крестьянами земли были переданы помещикам и, таким образом, на этих землях создалась зависимость крестьян от землевладельцев. За то, что землевладелец, служил с своей земли государству, крестьяне обязаны были работать на него, пахать его пашню и платить ему оброк. Ни помещику, ни правительству было уже неудобно допускать свободный выход кре­стьян с занятой ими земли, и потому крестьян старались удерживать на местах.

С XV в. начинается разделение крестьянства на «старожильцев», которые издавна жили в вотчине или поместье и платили феодалу ренту, и «пришлых», «окупленных» (выкуплен­ных холопов), освобожденных на время от повинностей. Эти категории крестьян феодалы стремились перевести в разряд «старожильцев».

«Старожильцы» и «пришлые»

Приблизительно с конца XIV до начала XVII в. среди крестьянства центральной окско-волжской Руси идет непре­рывающееся переселенческое движение, сначала односто­роннее — на север за верхнюю Волгу, потом, с половины XVI в., с завоеванием Казани и Астрахани, двусторон­нее — еще на юго-восток по Дону, по средней и нижней Волге. Среди этого движения в составе крестьянства обозна­чились два слоя: сидячий, оседлый — это старожильцы, и перехожий, бродячий — пришлые.

Старожильство означало давность местожительства или принадлежности к обществу, город­скому или сельскому. Но первоначально оно не определя­лось точным числом лет: старожильцами считались и кре­стьяне, сидевшие на своих участках 5 лет, и крестьяне, говорившие про занимаемые ими земли, что их отцы сади­лись на тех землях.

Само по себе старожильство не имело юридического значения в смысле ограничения личной свободы старожильцев; но оно получало такое значение в связи с каким-либо другим обязательством. В обществах черных и дворцовых крестьян такова была круговая порука в уплате податей. Старожильцы образовали в таких обществах основной со­став, на котором держалась их податная исправность; раз­брод старожильцев вел к обременению остававшихся и к недоимкам. Кто уходил, не платил ничего; а кто оставался, тот должен был платить за себя и за ушедших. Насущною нуждою этих обществ было затруд­нить своим старожильцам переход на более льготные земли, особенно церковные. Выход затруднялся и уплатой доволь­но значительного пожилого, которое рассчитывалось по числу лет, прожитых уходившим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десят­ки лет преемственно жили отец и сын. Поэтому крестьянские миры сами просили у государя права не выпускать из общины «старожильцев» письменных крестьян. Навстречу тягловым нуждам черных и дворцовых обществ шло и правительство, уже в XVI в. начинавшее укреплять людей к состояниям, к тяглу или к службе, чтобы обеспечить себе прочный кон­тингент тяглых и служилых людей. Двусторонние условия привели к тому, что частные и временные меры, обобщаясь, завершились к началу XVII в. общим прикреплением старо­жильцев не только к состоянию, но к месту жительства.

Таким образом государственные и дворцовые крестьяне были прикреплены к земле и образовали замкнутый класс: ни их не выпускали на владельческие земли, ни в их среду не пускали владельческих крестьян, и это обособление является в подмогу круговой поруке для обеспечения подат­ной исправности сельских обществ. Такое прикрепление, разумеется, не имело ничего общего с крепостным правом. Это чисто полицейская мера.

На владельческих землях так же, как и на черных и дворцовых, существовал слой старожильцев, но с иным ха­рактером. Там старожильцы — основные кадры, которые поддерживали тягловую способность сельских общин, несли на своих плечах всю тяжесть круговой поруки; здесь — это наиболее задолжавшие, неоплатные должники.

В ходе переселенческого движения за счет центра заселяются юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхнее Подонье, среднее и нижнее Поволжье. Сельское население центра сильно редеет. Остававшиеся на ста­рых местах крестьяне сидят на сокращенных пахотных уча­стках. Одновременно с сокращением крестьянской запашки увеличивается барская пашня, обрабатываемая холопами за недостатком крестьянских рук. Стремясь не допустить сокращения крестьянских хозяйств, помещик образовывал усиленной ссудой (деньги, семена, рабочий скот и т.п.) новых домохозяев из неотделенных членов старых семей, из сыновей, младших братьев и племянников. Так же нуждались в увеличенной ссуде и «пришлые» крестьяне для поднятия новых земель. Ссуда также часто навязывалась крестьянину, чтобы закрепить его на земле. Таким образом, землевладелец обязывал крестьян сидеть у себя, пока не отработает долга. При невозможности выплатить долг, что случалось довольно часто, крестьянин попадал в неоплатные должники, и следовательно ни он, ни члены его семьи не могли уйти от землевладельца, фактически попадали в крепостную зависимость от него. Ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Это было не полицейское прикрепление к земле, какое установила круговая порука для государевых черных крестьян, а хозяйственная долговая зависимость от лица, от земле­владельца-кредитора по общему гражданскому праву.

Первые законодательные меры закрепощения крестьян

XV в. в положении русского крестьянства характеризу­ется исследователями как переломный, когда феодалы и го­сударство переходят в наступление на права и свободы крестьян.

Одним из первых проявлений такого наступления, стала статья 57 Судебника 1497 г. Ивана III, которая ограничила право «отказа» крестьян от земли. Статья закрепляла один обязательный общегосударственный срок выхода – неделю до Юрьева дня (26 ноября) и неделю, следующую за этим днем. Первона­чально право это не было стеснено законом; но самое свой­ство поземельных отношений налагало обоюдное ограниче­ние как на это право крестьянина, так и на произвол земле­владельца в отношении к крестьянину: землевладелец, на­пример, не мог согнать крестьянина с земли перед жатвой, как и крестьянин не мог покинуть свой участок, не рассчи­тавшись с хозяином по окончании жатвы.

Предполагается, что с 60-х гг. XV в. начали производить переписи крестьян, обязанных нести тягло. Их записывали вместе с их землями в особые «писцовые книги» и тех, кто попал в книгу, считали прикрепленными к той земле, на которой он был записан. Эти «письменные» крестьяне («старожильцы») уже не выпускались со своих мест; могли переходить с места на место только люди «неписьменные», то есть не записанные в книги («пришлые»), которых, как указано выше, землевладельцы прикрепляли к земле в основном с помощью ссуд. Правом перехода в Юрьев день пользовались те крестьяне, которые не «за­старели» еще за своими землевладельцами.

Так мало-помалу принимались меры к тому, чтобы прикрепить крестьян к местам, сделать из них оседлое податное сословие, обязанное платить государю подати («тянуть тягло»), а на служилых землях еще и работать на зем­левладельца. С развитием поместного землевладения устанавливалась зависимость крестьян­ского населения от помещиков, за которыми крестьяне были записа­ны в писцовых книгах.

 Значительное расширение территории Московского госу­дарства, возникновение казачества, последствия опричнины и Ливонской войны стимулировали государство к ограничению права «выхода».

Судебник Ивана IV 1550 г. увеличил «пожилое» и обя­зал крестьян засевать перед уходом озимь, стал регулиро­вать и ускорять переход различных категорий сельского на­селения в разряд старожилых.

Во время опричнины Грозного, вследствие разных причин, крестьяне во множестве своевольно оставляли свои земли и шли на «дикое поле», в казаки, или же на новые земли в завоеванное Грозным Поволжье. Землевладельцы, разумеется, не желали выпускать из-за себя крестьян и всеми мерами задерживали их, прибегая даже к насилию. А так как народ все-таки уходил, и рабочих в центральных областях государства становилось все менее и менее, то землевладельцы стали изыскивать способы, как бы взамен ушедших, добыть на свои земли новых работников. Самым действенным способом было переманить крестьян от соседей, «вывезти» их из-за других владельцев. Крестьянский «вывоз» стал обычным явлением. Пользуясь тем, что законом крестьянский пере­ход не был запрещен, богатые землевладельцы рассылали своих приказчиков, чтобы выкупать крестьян у их господ (заплатив гос­подам за крестьян все их долги) и таким способом «отказывать» крестьян от владельцев и «вывозить» их на свои земли, заманив разными льготными обещаниями. Шла, таким образом, борьба за крестьян, в которой победа оставалась на стороне богатых земле­владельцев. Они имели средства, чтобы добывать себе рабочих людей; мелкие же помещики не имели средств, чтобы их удержать за собою.

Между тем московское правительство именно из мелких помещиков составляло свое главное войско и потому не могло допустить их обеднения и разорения. Оно должно было вмешаться в борьбу за крестьян еще и по той причине, что «перевоз» крестьян вел к бесчисленным ссорам и жалобам; суды были завалены делами о возвращении увезенных и ушедших крестьян и о взыскании убытков от незаконных «вывозов» и «отказов». Вот почему, стали появляться указы о крестьянах.

В 1581 г. начинается новое описание русских земель и временно запрещается (первона­чально, вероятно, в отдельных районах) выход крестьян в Юрьев день («заповедные лета»). В 1592 г. начинается со­ставление новых писцовых книг, которые в дальнейшем рассматривались как офи­циальный документ, прикреплявший крестьян к земле и фе­одалам, как ее собственникам.

Указ 1597 г.

Первым актом, в котором видят указания на прикрепле­ние крестьян к земле, как на общую меру, считают указ 24 ноября 1597 г. Из этого акта следует, что если крестья­нин убежал от землевладельца не раньше 5 лет до 1 сен­тября (тогдашнего нового года) 1597 г. и землевладелец вчинит иск о нем, то по суду и по сыску такого крестьянина должно возвратить назад, к прежнему землевладельцу, «где кто жил», с семьей и имуществом, «с женой и с детьми и со всеми животы». Если же крестьянин убежал раньше пяти лет, а землевладелец тогда же, до 1 сентября 1592 г., не вчинил о нем иска, такого крестьянина не возвращать и исков и челобитий об его сыске не принимать. Больше ни­чего не говорится в царском указе и боярском приговоре 24 ноября. Указ, очевидно, говорит только о беглых крестья­нах, которые покидали своих землевладельцев «не в срок и без отказу», т. е. не в Юрьев день и без законной явки со стороны крестьянина об уходе, соединенной с обоюдным расчетом крестьянина и землевладельца. Этим указом уста­навливалась для иска и возврата беглых временная дав­ность, так сказать, обратная, простиравшаяся только назад, но не ставившая постоянного срока на будущее время. Такая мера принята была с целью прекратить затруднения и беспорядки, возни­кавшие в судопроизводстве вследствие множества и запоз­далости исков о беглых крестьянах. Указ не вносил ничего нового в право, а только регулировал судопроизводство о беглых крестьянах.

Установление пятилетнего срока для возвращения беглых крестьян, записанных в последние писцовые книги 1592 года, подало мысль многим историкам, что за пять лет до указа 1597 г., то есть в 1592 году, состоялся общий закон, запретивший крестьянам переход и отменивший так называемый Юрьев день. Но, несмотря на все поиски, текст этого закона 1592 года не найден, и самое существование его весьма сомнительно (Платонов).

Некоторые историки высказывали мысль, что указ 1597 г. и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно: без предварительного запрещения правительство признало незаконными все крестьянские переходы, совершившиеся в последние пять лет до издания этого указа, и дозволило покинувших свои участки крестьян возвращать на них, как беглецов.

После указа 1597 года несколько раз были выдаваемы указы о том, чтобы крупные зем­левладельцы не возили крестьян из-за мелких и чтобы вообще никто не вывозил крестьян к себе в большом количестве. Этими указами надеялись прекратить столкновения из-за крестьянского вывоза и разорения мелких помещиков крупными владельцами. Незаметно, однако, чтобы указы о крестьянах в чем-либо помогли делу: и после них продолжалось крестьянское передвижение, и слышались по-прежнему жалобы помещиков на уход и увоз крестьян. Важно было то, что правительство обратило внимание на положение крестьян и стало законом определять отношения крестьян к зем­левладельцам. Указами о крестьянах в последние годы XVI века московское правительство старалось остановить все еще сильную бродячесть крестьянского населения.

В XVII в. завершается процесс установления крепостно­го права. Он связан со Смутой начала века и последующим восстановительным периодом 20—50-х гг. Вся история  Московского государства в XVII столетии развивается в прямой зависимости от того, что произошло в смутную эпоху. Страшное разорение страны в смуту создало для московского правительства ряд финансовых затруднений, которые обусловливали собой всю его внутреннюю политику, вызвали окончательное прикрепление посадского и сельского населения.

Законодательство начала XVII века было направлено против невыгодных для государства последствий права выхода крестьян:

1.    Оно старалось прекратить переход крестьян в нетяглое состояние, в холопство, разрешенный Судебником 1550. Перейдя из крестьян в холопы, крестьянин переставал платить подати, уменьшая этим и без того скудные в Смутное время и после него поступления в казну.

2.    Оно пыталось уничтожить игру в крестьян, какую вели крупные землевладельцы, сманивая их с земель казенных крестьянских обществ или мелких землевладельцев (что также уменьшало поступления в казну, и разоряло мелких землевладельцев – основу вооруженных сил страны).

3.    По искам землевладельцев оно преследовало незаконные побеги крестьян, нарушавшие право собственности землевладельцев.

Указ 1607 г.

Законодательные меры против беглых крестьян завершились указом 9 марта 1607 г., который впервые попытался вывести крестьянские побеги из области гражданских пра­вонарушений, преследуемых по частному почину потерпев­шего, превратив их в уголовное преступление, в вопрос го­сударственного порядка: розыск и возврат беглых крестьян независимо от исков землевладельцев он возложил на обла­стную администрацию под страхом тяжкой ответственности за неисполнение этой новой для нее обязанности, а за прием беглых, прежде безнаказанный, назначил сверх вознаграж­дения потерпевшему землевладельцу большой штраф в пользу казны по 10 рублей за каждый двор или за одинокого крестьянина, а под­говоривший к побегу сверх денежной пени подвергался еще торговой казни (кнут). Однако и этот указ допустил дав­ность для исков о беглых крестьянах, только удлиненную до 15 лет. Зато он прямо признал личное, а не поземельное прикрепление владельческих крестьян: тем из них, которые за 15 лет до указа записаны в поземельных описях, в пис­цовых книгах 1592—1593 гг., указано «быть за теми, за кем писаны». Однако указ или не удался, или понят был только в смысле запрещения крестьянских побегов и вывозов, а не как отмена законного выхода крестьян. Крестьянские порядные и после того совершались на прежних условиях; самое допущение 15-летней исковой давности для беглых поддерживало за крестьянскими поземельными договорами характер чисто гражданских отношений. Указ был издан, когда разгоралась Смута, несомненно помешавшая его дей­ствию. Он затягивал узел обязательных отношений крестьян к господам, когда колебались все основы государственного порядка, когда тяглые и несвободные классы сбрасывали с плеч свои старые обязательства и еще менее стеснялись новыми.

Сближение крестьянства и холопства

Смутное время пронеслось по стране ураганом, который вымел массы крестьянства из центральных областей государства. Почувствовалась острая нужда в рабочих земледельческих руках, которая заставила землевладельцев обратиться к старинному испытанному средству искать новых рук для сельской работы в холопстве. Они начали сажать своих дворовых людей на пашню, давать им ссуду, обзаводить их дворами, хозяйством и земельными наделами. При этом с холопом заключали особый договор, который подобно крестьянскому назывался ссудной записью. Так, среди холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей, по­тому что они селились особыми избами «за двором» земле­владельца. Задворный укреплялся особым способом: он давал на себя ссудную запись, не только селясь за барским двором с воли, но и при переходе за барский двор из дво­рового холопства. Таким образом, задворная запись созда­вала особый вид холопства, служивший переходом от дворо­вой службы на крестьянскую пашню.

Изделье крестьянина было такой же личной работой на господина, как и служба кабального за рост (процент), только послед­ний служил во дворе, а первый работал на двор, «ходил во двор, дворовое дело делал», как писалось в порядных грамотах. Хозяйственная близость вела и к юридическому сближению. Как скоро в праве установилась мысль, что кабальное обязательство простирается не только на дейст­вие, но и на лицо кабального, делая его крепостным, эта мысль настойчиво стала пробивать себе путь в сознание землевладельцев и в их отношение к крестьянам. Такое распространительное понимание крестьянских отношений облегчалось и с холопьей стороны: движение крестьянства в сторону холопства встретилось с противоположным движением холопства в сторону крестьянства. После кре­стьянина-хлебопашца, исполнявшего работу на барский двор, появляется дворовый, становившийся хлебопашцем.

Перепись 1627-1628 гг. и появление крепостной крестьянской записи

Смута сдвинула с насиженных мест массы старожилого тяглого люда, городского и сельского, и расстроила старые земские миры, круговою порукой обеспечивавшие казне податную исправность. Одной из первых забот правительства новой династии (Романовых) было восстановить эти миры.

На земском соборе 1619 г. было постановлено перепи­сать и разобрать тяглых обывателей и при этом беглецов возвратить на старые места жительства, а закладчиков повернуть в тягло. Долго это дело не удавалось по негодно­сти исполнителей, писцов и дозорщиков. Эта неудача вместе с большим московским пожаром 1626 г., истребившим позе­мельные описи в столичных приказах, понудила правитель­ство предпринять в 1627—1628 гг. новую общую перепись по более широкому и обдуманному плану. Книги этой переписи имели полицейско-финансовое назначение при­вести в известность и укрепить на местах податные силы, какими могла располагать казна; с этой целью пользовались ими по отношению к крестьянам и впоследствии, со времени Уложения. Переписью проверялись действовавшие позе­мельные отношения между крестьянами и владельцами, разрешались столкновения, спорные случаи; но она не вно­сила в эти отношения новых норм, не устанавливала этих отношений, где их не было, предоставляя это добровольному частному соглашению сторон. Однако «пис­цовая записка» по месту жительства давала общую основу для таких соглашений, регулировала их и косвенно их вызывала. Бродячий вольный хлебопашец, застигнутый пис­цом на земле владельца, куда он забрел для временной «крестьянской пристани» и за ним записанный, волей-нево­лей рядился к нему в крестьяне на условиях добровольного соглашения и вдвойне укреплялся за ним как этой писцовой, так и порядной записью, какую давал на себя.

Как ни были разнообразны, запутаны и сбивчивы усло­вия крестьянских записей того времени, в них все же можно разглядеть основные нити, из которых сплеталась крестьян­ская крепость: то была полицейская приписка по месту жительства, ссудная задолженность, действие кабального холопства и добровольное соглашение. Первые два элемента были основными источниками крепостного права, создавав­шими землевладельцу возможность приобрести крепостную власть над крестьянином; вторые два имели служебное значение, как средства действительного приобретения такой власти. В крестьянских договорах можно, кажется, уловить самый момент перехода от воли к крепости, и этот момент указывает на связь этого перехода с общей переписью 1627 г. Самая ранняя из известных порядных с крепостным обязательством относится к тому самому 1627 г., когда предпринята была эта перепись. Здесь «старые» крестьяне помещика заключают с ним новый договор с условием от него «не сойти и не сбежать, оставаться крепкими ему во крестьянстве». Как у старых крестьян, у них были определенные, установившиеся отношения к помещику; может быть, по старожильству они и без того уже были безвыходными сидельцами на своих участках, не могли рас­считаться по полученным когда-то ссудам; в других поряд­ных крестьяне прямо обязываются своему старому поме­щику быть крепкими «по-прежнему». Значит, новое крепо­стное условие было только юридическим закреплением фактически сложившегося положения. Полицейское при­крепление к тяглу или к состоянию по месту жительства поднимало вопрос об укреплении крестьянина за владель­цем, на земле которого он записан. Готовых норм для это­го не было, и их по сходству хозяйственных отношений стали заимствовать из сторонних образцов, из служи­лой кабалы или задворной ссудной записи, комбинируя в разных местах различно по добровольному соглашению условия крестьянского тягла и дворовой службы.

К такому смешению разнородных юридических отноше­ний вел самый перелом, совершавшийся после Смуты в зем­левладельческом хозяйстве. Прежде предметом сделки между крестьянином-съемщиком и землевладельцем слу­жила земля под условием выдела доли произведений земли или равноценного ей денежного оброка в пользу землевладельца. Ссуда вовлекала в расчет еще и личный крестьянский труд на землевладельца, барщину, как допол­нительную повинность за долг, и даже крестьянское имуще­ство, инвентарь, создававшийся с помощью ссуды. После Смуты условия поземельного учета еще изменились: опустелая земля упала в цене, а крестьянский труд и барская ссуда вздорожали; крестьянин нуждался больше в ссуде, чем в земле; землевладелец искал больше работника, чем арендатора. Этой обоюдной нуждой можно объяснить одну запись 1647 г., когда крестьянская крепость уже упрочилась и из личной превращалась в потомственную: здесь не кре­стьянин дает обязательство не уходить от помещика, а по­мещик обязуется не сгонять крестьянина с его старого обстроенного жеребья — иначе вольно ему, крестьянину, от помещика «прочь отойти на все четыре стороны». Та же обоюдная нужда со временем под давлением общей пере­писи 1627 г. превратила крестьянские порядные из догово­ров о пользовании господской землей в сделки на обязатель­ный крестьянский труд, а право на труд стало основой власти над личностью, над ее волей; да и самая эта перепись была вызвана потребностью казны перенести податное поземельное обложение с пашни на самого хлебопашца. В новом складе хозяйственных отноше­ний стали мешаться прежние юридические состояния: холопы переходили в крестьянство, и, наоборот, дворовые принимались за крестьянскую пашню, а пашенные крестья­не делали дворовое дело, и из этого смешения вышла кресть­янская крепость.

Писцовый наказ 1646 г.

После Смуты срок сыска беглых крестьян был возвращен к 5 годам. При таком коротком сроке беглый легко пропадал для владельца, который не успевал проведать беглеца, чтобы вчинить иск о нем. В 1641 г. дворяне просили царя «отставить урочные лета», но вместо того была только удлинена исковая давность для беглых крестьян до десяти лет, для вывозных до пятнадцати. В 1645 г. в ответ на повторенное челобитье дворян правительство подтвердило указ 1641 г. Наконец, в 1646 г., предпринимая новую общую перепись, оно вняло настойчи­вым ходатайствам дворянства и в писцовом наказе этого года обещало, что «как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли и их дети, и братья, и племянники будут крепки и без урочных лет». Это обещание и было исполнено правительст­вом в Уложении 1649 г., которое узаконило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам 1620-х годов и по переписным 1646—1647 гг. «без урочных лет».

Теперь бес­срочно укреплялось за землевладельцами все крестьянское население их земель и с неотделенными членами крестьян­ских семейств. Личная крестьянская крепость по договору, по ссудной записи, превращалась в потомственное укрепле­ние по закону, по писцовой или переписной книге; из частного гражданского обязательства рождалась для кре­стьян новая государственная повинность. Доселе законода­тельство строило свои нормы, собирая и обобщая отноше­ния, возникавшие из сделок крестьян с землевладельцами. Писцовым наказом 1646 г. оно само давало норму, из кото­рой должны были возникнуть новые отношения хозяйствен­ные и юридические. Уложению 1649 г. предстояло их напра­вить и предусмотреть.

В первые десятилетия XVII в. когда уже действовали все экономические условия неволи владельческих крестьян, не была еще найдена юридическая норма, которая закрепила бы эту фактическую неволю, превратив ее в крепостную зависимость. Крестьянин, рядясь с землевладельцем на его землю со ссудой от него сам отказывался в порядной записи навсегда от права какими-либо способами прекратить принимаемые на себя обязательства. Внесение такого условия в порядную и сообщило ей значение личной крепости.

Итак, законодательство до середины XVII в. не устанавливало крепостного права. Крестьян го­сударственных и дворцовых оно прикрепляло к земле или к сельским обществам по полицейско-фискальным сооб­ражениям, обеспечивая податную их исправность и тем об­легчая действие круговой поруки. Крестьян владельческих оно ни прикрепляло к земле, ни лишало права выхода, т. е. не прикрепляло прямо и безусловно к самим владельцам. Но право выхода и без того уже очень редко действовало в своем первоначальном чистом виде: уже в XVI в. под дей­ствием ссуды оно начало принимать формы, более или менее его искажавшие. Законодательство имело в виду только эти формы вырождения крестьянского права, следило за их развитием и против каждой ставило поправку с целью пре­дупредить вред, каким она грозила казне или обществен­ному порядку. Вследствие неоплатной задолженности кре­стьян при усилении переселенческого движения учащались крестьянские побеги и запутывались иски о беглых: усили­вая меры против беглых и их приема, правительство зако­нами об исковой давности старалось ослабить и упорядочить иски и споры из-за беглых. Право вывоза вызывало беспорядки и запутанные тяжбы между землевладельцами: вывоз был стеснен чиновной классификацией отказчиков и согласием владельца, у которого отказывали крестьян. Судебник 1550 года дозволял крестьянину продаваться с пашни в холопство, лишая казну податного плательщика, указы 1602 и 1606 гг. установили вечность крестьянскую, безвыходность тяглого крестьянского состояния. Так крестьянин, числясь по закону вольным со своим устарелым правом выхода, на деле был окружен со всех сторон, не мог уйти ни с отказом, ни без отказа, не мог по своей воле ни переменить владельца посредством вывода, ни даже переменить звания посредством отказа от своей свободы. В таком положении ему оставалось только сдаться, но такое решение крестьянский вопрос получил несколько позднее, с принятием Соборного Уложения 1649 г.

Соборное Уложение 1649 года

Мы определили, что мелкопоместные дворяне не могли эномическими средствами удержать на своих землях крестьян. По этой причине они упорно добивались отмены урочных лет и окончательного прикрепления крестьян к земле. Осенью 1948 г. в Москве открылся Земский собор, а в январе 1649 г. комиссия Н.И. Одоевского представила собору новый кодекс законов, получивший наименование Соборного Уложения. Как значилось в царском наказе составители Уложения должны были следовать апостольским правилам и законам «греческих царей» (Византийскому кодексу). Но все же их главная задача состояла в том, чтобы упорядочить законы, изданные в России при новой династии, и вместе с тем удовлетворить требования сословий, выдвинутые в дни мятежа в Москве. В отличие от предыдущих рукописных Судебников Уложение было первым печатным сводом законов. Его издали в количестве 2000 экземпляров (огромный тираж по тем временам) и разослали по городам. Уложение 1649 г. служило основным сводом законов России вплоть до 1830 г. и было главным инструментом установления усиления и сохранения доминирующей политической системы.

По ходатайству служилых людей «всех городов» Земский собор принял закон, по которому землевладельцы получали право искать своих крестьян и возвращать их на свои земли без ограничения срока давности. Основной документацией, удостоверяющей принадлежность крестьян землевладельцу были признаны писцовые книги, составленные в 1626 г. «А отдавать беглых крестьян и бобылей из бегов, – значилось в Уложении 1649г., – по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет».

За время после валовой описи произошла смена поколений. Но это не имело существенного значения. Дворяне получили возможность вернуть не только крестьянина, записанного в книги, но и его сыновей и внуков. Возврату подлежала вся семья крестьянина вместе со всем нажитым имуществом. Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до торговой казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по 10 р. за каждый год укрывательства чужого крестьянина. (При расчете исходная оценка составляла 4 руб. «за голову» крестьянина и 5 руб. за «глухой» живот – неописанное имущество крестьянина).

Соборное Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России. Для поддержания государственного фонда земель законодатели запретили землевладельцам переводить крестьян с поместных земель на вотчинные.

По этому же Соборному Уложению устанавливались наследственность крепостного состояния и право землевладельца распоряжаться имуществом крепостного крестьянина. Землевладельцам запрещалось насильно лишать крестьянина имущества, но долги несостоятельного землевладельца погашались за счет его крестьян и холопов.

Соборное Уложение обязывало дворян осуществлять полицейский надзор за крестьянами, собирать с них и вносить в казну подати, отвечать за выполнение ими государственных повинностей. Крестьяне лишались права самостоятельно отстаивать свои интересы в суде.

Законо­дательное признание податной ответственности землевла­дельцев за своих крестьян было завершительным делом в юридической постройке крепостной неволи крестьян. На этой норме помирились интересы казны и землевладельцев, существенно расходившиеся. Частное землевладение стало рассеянной по всему государству полицейско-финансовой агентурой государственного казначейства, из его соперника превратилось в его сотрудника. Примирение могло состоять­ся только в ущерб интересам крестьянства. В той первой формации крестьянской крепости, какую закрепило Уложе­ние 1649 г., она еще не сравнялась с холопьей, по нормам которой строилась. Закон и практика проводили еще хотя и бледные черты, их разделявшие: 1) крепостной крестьянин оставался казенным тяглецом, сохраняя неко­торый облик гражданской личности; 2) как такового, владе­лец обязан был обзавести его земельным наделом и земле­дельческим инвентарем; 3) он не мог быть обезземелен взя­тием во двор, а поместный и отпуском на волю; 4) его жи­воты, хотя и находившиеся только в его подневольном обладании, не могли быть у него отняты «насильством», по выражению Котошихина; 5) он мог жаловаться на господские поборы «через силу и грабежом» и по суду возвратить себе насильственный перебор. Плохо выработан­ный закон помог стереть эти раздельные черты и погнал кре­постное крестьянство в сторону холопства. С установ­лением крепостного права русское государство вступило на путь, который под покровом наружного порядка и даже пре­успеяния вел его к расстройству народных сил, сопровож­давшемуся общим понижением народной жизни, а от времени до времени и глубокими потрясениями.

Итак, мы рассмотрели в общих чертах процесс становления крепостного права на Руси. В качестве резюме можно привести мнение В.О. Ключевского (лекции которого мы в основном использовали в данном реферате) о прикреплении крестьян:

«Поместная система подготовила коренную перемену в судьбе крестьянства. До конца XVI века крестьяне были вольными хлебопашцами, пользовавшиеся правами свободного перехода с одного участка на другой, от одного землевладельца к другому. Но от этих переходов происходили большие неудобства как для общественного порядка, так и для государственного хозяйства и особенно для хозяйства мелких служилых. Землевладельцев, у которых богатые вотчинники и помещики сманивали крестьян, оставляя их без рабочих рук следовательно, без средств исправно отбывать государственную службу. Вследствие этих затруднений правительство царя Федора издало указ, отменивший право крестьянского выхода, лишивший крестьян возможности покидать раз занятые ими земли. Все печальные последствия крепостного права, обнаружившиеся позже, вышли из этого прикрепления крестьян к земле. Так как первый указ, отменивший крестьянское право выхода, был издан, когда государством правил именем царя Федора шурин его Борис Годунов, то на этого правителя падает вся ответственность за эти последствия. Он – первый виновник крепостного права, крепостник-учредитель. В таком взгляде на происхождение крепостного права можно различить два главные положения: 1) в конце XVI в правительство одной общей законодательной мерой изменило юридическое положение крестьян, отняв у них право выхода, прикрепив их к земле, и 2) вследствие этого прикрепления крестьяне попали в неволю к землевладельцам».

При рассмотрении вопроса о крепостном праве нужно учитывать, что особенности геополитического положения России и православное пони­мание сословных обязанностей как формы религиозного служения, спасения души привело к тому, что все население несло всеобщую государственную повинность: дворяне — лично, а крестьяне и горожане через налоги на содержание войска, администрации, царя.

Роль крепостного права в России оценивается неодно­значно. Крепостное право помогало государству в восста­новлении и подъеме производительных сил, регулировании процесса колонизации огромной территории и решении внеш­неполитических задач, но при этом консервировало неэф­фективные социально-экономические отношения. Одни ис­следователи считают, что перед Россией в XVI в. была альтернатива развития, минуя крепостное право (Н. Е. Но­сов), другие оценивают XVI—XVII вв. как расцвет крепост­ничества, третьи — как последний резерв клонящегося к «нисходящей» фазе феодализма.

Были ли другие пути развития России, минуя крепостное право? Предположения «если бы…» всегда заманчивы. Но история, как было сказано, не терпит сослагательного наклонения, поэтому оставим этот вопрос тем теоретикам, которые находят удовольствие в бесплодных спекуляциях. В лучшем случае, чего они достигнут – увеличения остроты их логической мысли, витающей в безжизненном пространстве. Ведь всем давно понятно, что никто никаких уроков из истории не извлекает.

Каждый раз с рождением человека мир рождается заново, и «прошлое кажется сном».

1.        История России в вопросах и ответах. Курс лекций. – Ростов-на-Дону: Издательство «Феникс», 1997.

2.        Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в 3 кн. Кн. 2. – М.: Мысль, 1997.

3.        Платонов С.Ф. Учебник русской истории. – СПб.: Наука, 1994.

4.        Скрыпников Р.Г. История Российская. IX-XVII вв. – М.: Издательство «Весь Мир», 1997.